Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №2 за 1994 год

Музыка звучала все призывнее. Широкие юбки со множеством складок и оборок колесом ходили вокруг стройных ног танцовщиц, которые успевали стрелять глазками, кокетливо держась пальчиками за обшлага отороченных мехом жилеток.

Танцоры сменяли друг друга, и даже с набережной были видны их красочные цепочки и летящие огненными языками в ночи алые кушаки и красные косынки…

Я долго лежал на палубе, всматриваясь в близкие южные звезды, красивые и чужие, и думал, что если бы Одиссей оказался сейчас на Итаке, то вряд ли бы он узнал любимый остров и своих потомков. Мне казалось, что я лишь задремал, как уже первые солнечные лучи скользнули по спокойной воде гавани и с набережной раздался пронзительный голос нашего гида:

– Мэр нанял автобус – можно ехать в горы!

Кроме тех достоинств, которые мы уже обнаружили в Ире, он к тому же считал себя классным водителем. Спозаранку его мотоцикл с разбитой фарой дребезжал по улицам Вати, распугивая местных кошек и собак. Так же лихо он вел по неописуемо крутым горным дорогам старенький автобус, в открытые двери которого (иначе бы мы умерли от духоты) можно было созерцать восхитительные пейзажи, если хватало присутствия духа: повороты на краю пропасти были ничем не ограждены.

Внезапно замелькали посадки фруктовых деревьев, и наш автобус, подняв клубы пыли, затормозил на круглой площади провинциального поселка. Ставрос – так назывался поселок – был примечателен старым собором да памятником Одиссею. Раскланявшись со старичками в пиджаках, сидящих за столиками открытого кафе, мы не преминули полюбоваться собором, а затем гуськом направились к Одиссею.

Бюст отважного героя издали проглядывал сквозь зелень кустов. Аборигены с удивлением наблюдали из-под козырьков фуражек, как выгоревшие до белизны под их жарким солнцем северные люди трогательно припадают к постаменту самого главного гражданина Итаки. Первым сфотографировался у бюста Виктор Дмитриев, потом стали подходить другие ветераны клуба «Полярный Одиссей».

Только мудрый Одиссей был по-прежнему невозмутим и гордо озирал морскую даль, где претерпел столь удивительные приключения, что люди до сих пор рассказывают об этом легенды.

У каждого моряка есть свой любимый порт, подобный гриновскому Зурбагану. Таким портом в этом плавании стал для меня Пирей.

В первый же вечер он покорил меня своей набережной, огни которой отражались в тихой воде гавани, так глубоко врезавшейся в город, что, казалось, мачты яхт касаются балконов домов. Я бы сказал, что набережной стала вся прилегающая к гавани часть Пирея: аллеи, садики, где за деревьями и цветущими кустами прятались уютные ресторанчики и большие открытые кафе со столиками под пластиковыми крышами, лавочки и фирменные магазины с огромными витринами, в которых было выставлено все, что могла пожелать душа заезжего человека. Набережная по вечерам сверкала и манила к себе, но мне милее всего были пирс и причалы яхт-клуба Турколимано, где стояли наши суда и откуда можно было в считанные минуты добежать до моря и искупаться, но главное – здесь действовал самый взаправдашний городской пляж с …бесплатным душем.

Вот под этим-то душем и произошла у меня встреча с эмигрантами.

Надо сказать, что в начале нашего путешествия я как-то не задумывался над проблемой эмиграции – хватало забот и без этого. Конечно, мы все знали о старой русской эмиграции, об их первой, второй волне и особенно о стремлении части наших граждан уехать за «бугор» в последние десятилетия. Но все же, все же… это было весьма далеко от моей повседневной жизни.

А тут, в Стамбуле, сходит с лодьи «Надежда» на причал тоненькая девушка Светочка в туфельках на шпильках, и не успели мы оглянуться, как ее белокурая головка скрывается в «опеле», за рулем которого вальяжно развалился какой-то плешивый турок. Через сутки-вторые она снова оказывается на том же причале со своим баульчиком и мечется в поисках судна, которое доставило бы ее на родину. А ее землячка, Ирочка, хорошая повариха и веселая деваха с большими карими глазами, собрала вещички в Пирее. Вышла прогуляться накануне по набережной, нашла кафе с заботливым хозяином-греком, и тот пообещал ей место судомойки. Ирочке повезло больше. По слухам, она лишь через год появилась снова в родном Петрозаводске, а вот что она вывезла из-за «бугра» – о том молва умалчивает, да и какой тут может быть спрос: виза-то была итальянская, да и та на двадцать дней.

Но под упомянутым душем на пляже, когда я попросил у приятеля мыло, меня окликнул самый настоящий эмигрант, понтийский грек, один из тех тысяч греков, проживавших на территории СССР, которые уехали на родину своих предков. Разговорились.

Семья Мефистоклюса прибыла в Пирей из Баку. Сам он окончил юридический факультет университета, а отец был заместителем генерального директора крупного завода.

– Трудно ли было с оформлением? Пожалуй, нет. Мы ведь появились на берегах Черного моря (отсюда и наше название «понтийские»), спасаясь от преследования турок, так что для репатриации препятствий не было. Дело тут в другом – мой новый знакомый, высокий парень, тряхнул кудрявой головой и улыбнулся. – В общем, что тут дипломатничать – нелегко нам здесь приходится. Жилья нет, живем в коммуналке с албанцами. Работы тоже нет: отец сидит дома (это с его-то опытом), а я хожу грузить кирпичи на стройку – двадцать пять долларов в день. Отцу пенсии не дают – между Грецией и Россией нет договора о пенсионном обеспечении. Нет также соглашения и о признании дипломов, поэтому нам, если мы хотим работать по специальности, приходится сдавать дополнительные, очень сложные экзамены. Хотя вряд ли потом ты найдешь себе место: кому нужен эмигрант с образованием? Придется, наверное, нашей семье подаваться на север.

– А там что, медом намазано? – усмехнулся я.

– Если наймешься на стройку, можно в кредит купить коттедж. – Мой понтийский грек покачал головой и добавил: – Но за это будешь вкалывать всю жизнь – расплачиваться за проклятый кредит. А что делать? На этот вопрос ответил другой грек, который познакомился со мной тоже… под душем, только это произошло уже в городе Превезе, в одном из его сквериков, где около памятника борцу за свободу местный поливальщик с удовольствием облил меня из шланга. В этот интересный момент кто-то за спиной произнес на чистейшем русском:

– Эй, друг, если ты так соскучился по русской бане, то наверняка приплыл на этих северных лодках, что у набережной?

Я обернулся и увидел высокого тощего незнакомца с маленькими, темными, как чернослив, глазками.