Вокруг Света - Журнал Вокруг Света №11 за 2001 год

Так что в начале 1943 года ситуация начала складываться не слишком утешительно для Люфтваффе. Новые модификации «Мессершмита» Bf-109G и совсем «свежий» многоцелевой истребитель-штурмовик «Фокке-Вульф» FW-190 уже не имели абсолютного превосходства над последними советскими самолетами, а потери среди опытных летчиков продолжали расти. Качество пополнения также начало снижаться из-за сокращения программы обучения, а фронт был крайне жестоким учителем. И все же, несмотря на все тревожные тенденции, Люфтваффе продолжали оставаться грозной боевой силой, и это в полной мере проявилось в знаменитых воздушных сражениях 1943-го над Кубанью и Курской дугой. Для Люфтваффе и советских Военно-воздушных сил наступал момент истины.

Неоспоримая для летчика-истребителя истина, гласящая, что лучший летчик на худшей машине имеет больше шансов в бою против худшего летчика на лучшей машине, приводила к тому, что в руках настоящего профессионала и Як-1 был способен на чудеса.

Прославленный немецкий «эксперт» (так немцы называли своих асов) Герман Граф, закончивший войну с 212 победами, так вспоминал свой самый тяжелый бой на Восточном фронте, состоявшийся 14 октября 1941 года в районе Харькова: «Перед нами (Граф имел в виду себя и своего ведомого Фюльграббе. — Прим. автора.) была поставлена задача заблокировать аэродром противника. На подходе к нему мы заметили четыре Як-1. Используя преимущество в высоте, мы стремительно атаковали противника…»

Три «Яка» сбили быстро, но это было еще не все: «Потом начался цирк. Русский имел небольшое превышение и контролировал ситуацию. Вот он резко завалился на крыло и стал срезать мне угол — это было очень опасно, и я полез вверх. Но тут русский ушел на косую петлю и стал заходить мне в хвост. Пот градом покатил по моему телу. Делаю переворот и, стараясь оторваться, проваливаюсь вниз, скорость бешено нарастает. Маневры следуют один за другим, но все безуспешно. Схватка достигает своего апогея.

Русский немного отстал, и я, используя преимущество в высоте, переворотом через крыло захожу ему в лоб. Он дает короткую очередь и отваливает в сторону. Все начинается сначала. Смертельно устал. Мысль лихорадочно ищет выход из создавшегося положения. Руки и ноги действуют автоматически. В очередной дикой круговерти проходит еще 10 минут. Мысленно хвалю себя за то, что много внимания уделял высшему пилотажу, а то был бы уже на том свете. Через несколько минут загорается красная лампочка — кончается бензин. Пора домой! Но об этом легче сказать, чем сделать, надо еще оторваться от русского. Энергичным переворотом сыплюсь вниз и на полной скорости ухожу в сторону фронта. Русский преследует меня, но вскоре отстает.

На последних каплях горючего произвожу посадку на своем аэродроме, заглохнув на пробеге. Повезло. Долго не вылезаю из кабины — нет сил. В голове постоянно проносятся картины недавней схватки. Это был противник! Прихожу к выводу, что в целом бой проиграл, хотя упрекнуть себя в грубых ошибках не могу. Русский оказался сильнее меня».

Максим Моргунов

«... Всю свою жизнь эти люди проводят за вином и игрой в кости, в вертепах, увеселениях и на зрелищах. Великий цирк является для них и храмом, и жилищем, и местом собраний, и высшей целью всех их желаний. Люди, успевшие пожить до пресыщения, ссылаясь на свой продолжительный опыт, клянутся богами, что гибель грозит отечеству, если тот наездник, на которого они поставили в ближайшем заезде, не придет первым. Безделие так въелось в их нравы, что лишь только забрезжит утро желанного дня конских ристаний, как все стремглав мчатся в цирк чуть ли не быстрее самих колесниц, которым предстоит состязаться».

Эти слова принадлежат крупнейшему историку поздней Римской империи Аммиану Марцеллину. И вряд ли кто-нибудь возьмется поспорить с тем, что это высказывание и в наши дни не потеряло актуальности. Разве что словосочетание «конское ристание» может показаться некой архаикой.

А в остальном за тысячу шестьсот с небольшим лет во взглядах на публичные развлечения мало что изменилось.

Так называемый поздний, или императорский, Рим — это третий, завершающий период в истории Древнего Рима после царского и республиканского. Именно Рим времен империи стал предтечей падения могущественной цивилизации, просуществовавшей 13 столетий и сумевшей подчинить своему влиянию практически весь мир. А произошло это падение потому, что честолюбие, возведенное в ранг государственной добродетели, привело к безудержному властолюбию, а власть, как известно, неминуемо развращает человеческие души. И не случайно именно при императорах являющаяся для нас уже хрестоматийной фраза «хлеба и зрелищ», кстати, звучащая в латинском оригинале как «хлеба и цирков», стала основой мировоззрения тогдашнего общества. Великая империя породила такое количество иждивенцев, что кроме все более и более изощренных развлечений как народ, так и власть предержащих уже мало что интересовало. Даже во времена продовольственных кризисов никому и в голову не приходило выгрузить из приходящих в римские порты кораблей отборный песок для цирковых арен и заполнить их пшеницей.

Римляне буквально дневали и ночевали в своих цирках — Большом, Колизее и других поменьше. Эти сооружения, обслуживающие «индустрию развлечений», до сих пор остались непревзойденными по своим масштабам и архитектуре. И видимо, не случайно именно в Древнем Риме был изобретен бетон. Только этот материал придавал необходимую прочность трехметровым аркам, поддерживающим мраморные сиденья Большого цирка.

Возведение Большого цирка приписывают пятому римскому царю Тарквинию Приску Луцию, правившему с 615 до 577 года до н.э. Первые деревянные трибуны Цирка были сооружены в 329 году до н.э. В начале II века при Ульпии Траяне Цирк был существенно расширен. А при Константине Великом в IV веке все здание Цирка и внутри, и снаружи было покрыто белым мрамором и украшено фресками, позолотой, многочисленными статуями из разноцветного камня и позолоченной бронзы, а также были пристроены последние три дополнительных ряда сидений из мрамора.

Большой цирк, расположенный в долине между Авентинским и Палатинским холмами, с глубокой древности служил для римлян местом проведения празднеств в честь бога Конса — хранителя урожая. Основную часть этого праздника занимали лошадиные бега, бывшие изначально частью религиозной церемонии и не носившие духа соревновательности. Со временем религиозная основа стала постепенно отходить на второй план, а конные скачки начали выделяться в самостоятельное зрелище.