Вокруг Света - Журнал "Вокруг Света" №1 за 2002 год

Ателлана и мим принадлежали к самым низшим формам драматического искусства. Ателланы представляли собой грубый характерный фарс с четырьмя неизменными действующими лицами-масками: Pappus — старик, обыкновенно влюбленный, Bucco — болтун и обжора, Maccus — глупый шут и Dorsennus — горбатый шарлатан. Это излюбленное зрелище южноиталийских крестьян ввел на римскую сцену писатель и драматург Помпоний при диктаторе Сулле. Вначале актеры представляли ателланы в качестве краткого дивертисмента при серьезных драматических пьесах, но затем, с единодушного одобрения публики, полностью заменили собой эти пьесы.

До наших дней сохранились названия лишь некоторых ателлан, указывающих на тех, кто был объектом насмешек в том или ином представлении: Корова, Осел, Вепрь, Деревенщина, Винодел, Дровосек, Рыбак, Хлебопек, Лекарь, Свадьба. Маской Maccus высмеивались солдаты и трактирщики, Bucco — нравы и обычаи фехтовальных школ; доставалось и целым народам: галлам, сирийцам, кампанам. Своими грубыми шутками и нарочитой комичностью ателлана была очень схожа с дошедшей до наших дней и ставшей уже классической южноитальянской «commedia dell’arte», которая также имеет четыре постоянно действующих лица с похожими характеристиками: Pantaleone, Arlecchino, Brighella и Dottore. Так что вкусы простой публики мало изменились за последние 2 тысячи лет.

Еще большее распространение, чем ателлана, получил на сцене мим. Поначалу так же, как и ателлана, он давался в антрактах или в виде дивертисмента, а во времена Империи стал, наряду с пантомимом, типичным театральным развлечением. В этой низкой комедии не было даже намека на поэзию, о чем свидетельствовал еще Гораций, а Цицерон жаловался в письме к другу на себя самого: «Я уже до такой степени огрубел, что во время игр нашего Цезаря слушал произведения Лаберия и Публия». Надо сказать, что они были самыми знаменитыми мимографами того времени.

Последнее усовершенствование в структуру мимического представления внес еще один известный мимограф — Лентул. Его фарс, названный по имени главного героя-разбойника «Laureolis», по замыслу автора, заканчивался настоящим распятием на кресте живого человека. Им был, разумеется, не актер, а какой-либо преступник. Император Домициан, в свою очередь, внес в это произведение еще одно дополнение, повелев в конце пьесы снимать еще живого «актера» с креста и отдавать его на растерзание медведю прямо на сцене.

Это высочайшее повеление тут же разбудило фантазию устроителей цирковых зрелищ — они поспешили придать своим кровавым шоу новый импульс, введя в умерщвление людей на арене элементы театрального действа. Так, одному из преступников, изображавшему прикованного Прометея, специально выдрессированный орел выклевывал печень; другого сбрасывали в жерло хоть и искусственного, но исправно действующего вулкана; третьему, изображавшему древнего римского героя Муция Сцеволу, медленно сжигали руку на огне. Публика от этих новаций была в восторге, но особенно ее позабавил случай с одним греческим певцом — рапсодом. Он был приглашен в цирк якобы для исполнения торжественных гимнов перед римским народом. Для этого в центре арены соорудили высокую искусственную гору, и греческий гость, взобравшись на вершину, приготовился блеснуть своим мастерством.

Публика же тем временем всячески выражала свое неудовольствие, требуя продолжения всеми любимой звериной травли. Певец не успел взять и нескольких нот, как вдруг из замаскированных в горе отверстий выбрались голодные медведи. Римская чернь, моментально изменив отношение к происходящему, смогла насладиться последующей непродолжительной погоней и разрыванием несчастного рапсода на куски. Что касается пантомима, то он развился в Риме в самостоятельный род драматического искусства во времена Августа из греческих трагедий и комедий. Здесь танец хора отделили от пения, так что действие, которое актер на сцене представлял мимическим «танцем», то есть различными телодвижениями, стоящий рядом певец пояснял словами, а музыкант аккомпанировал им на кларнете. Эта новая драматическая форма отличалась от трагедии еще и тем, что один актер воспроизводил или танцевал все мужские и женские роли, меняя в антрактах по мере надобности костюмы и маски. Все это действо несколько напоминало пантомимный балет.

Сюжеты пантомимов почти всегда брались из греческих мифов, а либретто выходили из-под пера таких знаменитых авторов, как Лукан, Статий и Овидий. Самыми популярными были сюжеты любовного содержания, например Ахиллес и Брисеида, Ясон и Медея и т.д. Актер пантомима должен был обладать настоящим талантом, ведь ему зачастую приходилось изображать одновременно всех действующих лиц пьесы. Эта трудная задача отчасти облегчалась тем, что содержание пантомимов, взятое из мифологии, более образованной публике, преимущественно из высших слоев римского общества, в отличие от черни, ходившей на мимы и ателланы, было известно еще со школьной скамьи.

Был такой случай, произошедший во времена императора Нерона. Известный в Риме цинический философ Деметрий в большом собрании любителей пантомима заявил, что без звучной музыки и хорового пения танцор одной лишь мимикой и телодвижениями никак не может достичь желаемого эффекта, именно поэтому он, Деметрий, невысоко ставит и пантомимы, и актеров, их представляющих. И тут «перчатку», брошенную мыслителем, поднял знаменитый актер Парис Старший. Он, дабы убедить философа в его неправоте, станцевал перед ним «Венеру и Марса» в абсолютной тишине, без музыки и пения, причем столь талантливо и убедительно, что Деметрий вынужден был признать, что пантомим является настоящим искусством, причем высоким.

Римский оратор и писатель Квинтилиан в своем трактате о жестикуляции оратора, где одни только движения пальцев он описывает в 12 параграфах, говорит, что «движения рук по своему многочисленному разнообразию почти достигают самой полноты слов». Заметим, что это замечание касается искусства оратора, жестикуляция которого, ограниченная одними руками, была не в пример скромнее, чем пантомимического актера.

Помимо известных высот сценического искусства и достаточно высокого уровня образования актер пантомима должен был обладать и телесной красотой: быть среднего или чуть выше среднего роста в соответствии с классическим «Каноном» древнегреческого ваятеля Поликлета. Его бронзовая статуя «Дорифор», изображающая юношу, несущего копье, считалась в античном мире образцом пропорций и размеров человеческого тела.

Эластичность и гибкость своего тела актер поддерживал постоянными упражнениями, но способность грациозно двигаться во многом определялась прирожденными особенностями. Актеров с посредственными телесными параметрами публика просто не терпела. Лукиан описывает один эпизод, когда актер, обладающий слишком высоким ростом, вышел на сцену в роли древнегреческого героя Капанея, который штурмовал фивские стены. Так вот публика, увидев это, начала кричать: «Перелезь, тебе не нужна лестница!»