Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №2 за 2004 год

Таким образом, в качестве «преемника» Крузенштерна возникала фигура лейтенанта Головачева – единственного офицера, симпатизировавшего Резанову. Однако, чтобы план камергера удался, требовалось дискредитировать офицеров «Надежды», особенно тех, кто был старше Головачева по должности – Крузенштерна, Ратманова, Ромберга, поскольку преемственность должности в те времена соблюдалась строго, а Головачев на «Надежде» был только вторым лейтенантом. Во многом именно этим и объясняется столь острый конфликт Крузенштерна и Резанова, зачастую прямо провоцируемый камергером, пытавшимся получить «компромат» на офицеров флота. Увы, надо признать, что и поведение моряков не всегда было достойным – они нередко поддавались на провокации Резанова, и хамство и оскорбления в его адрес замалчивать не стоит.

Во всей этой истории также весьма туманными остаются взаимоотношения Резанова и Головачева и причины самоубийства последнего. Ясно, что Головачев был необходим камергеру, но вот чем Головачева привлек Резанов? Изучая документы, убеждаешься, что Головачев проникся к Резанову каким-то необъяснимым почтением, уважением, рассматривал его как духовного наставника. Возможно, отец Головачева и его дядя, помещики Олонецкой губернии, были хорошо знакомы с покровителем Резанова Г.Р. Державиным, который в 1794 году занимал пост генерал-губернатора Олонецкого края. Не исключено также, что Головачев был на грани разорения, и Резанов, предложив ему деньги и контракт с РАК, стал для него последней надеждой, о которой он сообщил родным, а когда планы Резанова рухнули, то для Головачева пути домой уже не было, где у него остались брат и две сестры. Но все это пока только догадки. После смерти Головачева остались его письма, но найти их в архивах не удалось. Имелось письмо и на имя Александра I, вне всякого сомнения, оно было передано государю, но поиски и этого документа оказались тщетны. В любом случае версия самоубийства Головачева, выдвинутая Ратмановым, мне кажется несостоятельной – Головачев уже участвовал в войне с Францией в составе эскадры Ушакова, и вряд ли известие о новой войне могло взволновать его столь сильно.

Не согласен я и с оценками Ратманова деятельности Резанова в Японии. Эта страна проводила жесткую политику самоизоляции, и вряд ли кому-то на месте Резанова удалось бы достичь успеха. Все же остальные действия в отношении Японии, в которых принимали участие корабли «Юнона» и «Авось», целиком на совести Резанова – данные ему инструкции прямо запрещали применять насилие к японцам. И то, что по его милости Хвостов и Давыдов угодили под суд, а он остался ни при чем, характеризует Резанова самым негативным образом. В отношении действий Резанова многое и вправду объясняется характерным для него поразительным тщеславием. Например, сохранился весьма красноречивый документ – рапорт Крузенштерна Резанову по прибытии в Нагасаки:

«Его превосходительству, господину генерал-майору, двора его императорского величества действительному камергеру, чрезвычайному министру в Японию, полномочному послу и разных орденов кавалеру Николаю Петровичу Резанову.

Рапорт.

Сего числа с вверенным мне кораблем на Нангасакский рейд пришли и стали на якорь благополучно, о чем вашему превосходительству честь имею донести.

Крузенштерн».

То есть длинное перечисление званий Резанова, а потом – одна строчка, не содержащая никакой информации, – то, что камергер мог увидеть, выйдя на палубу. И такие рапорты Резанов хотел получать каждый день. Что же до споров о том, кто руководил первой русской кругосветной экспедицией, то в рескрипте от 10 августа 1806 года, подписанном Александром I, о награждении Крузенштерна орденом Святого Владимира сказано: «Совершив с вожделенным успехом путешествие кругом света, вы тем самым оправдали справедливое о вас мнение, в каком с воли нашей было вам вверено главное руководство сей экспедиции».

Полагаю, на этом можно поставить точку.

Несмотря на то что принципиально конструкция огнестрельного оружия не менялась на протяжении более чем столетия, XVIII век нельзя назвать безынтересным для его развития. Характерные для той эпохи непрерывные войны не только меняли взгляды на саму организацию армии и тактику ведения боевых действий, но и порождали все новые и новые заказы на оружие.

Так исторически сложилось, что на Руси со второй половины XVII века ведущим центром оружейных дел мастеров стала Тула, подхватившая эту эстафету от Москвы. Это было обусловлено рядом причин: здесь были запасы железной руды, леса и уже существовала система оружейной мануфактуры, позволявшая выполнять крупные заказы. Но все же оборотов и темпов отечественного производства не хватало – оружие продолжали закупать за границей партиями, так что в русской армии кремневые мушкеты с батарейным замком сочетались с фитильными мушкетами и пищалями.

Несколько позже, к началу XVIII века, сформировался тип военного ружья с гладким стволом, ударным кремневым замком, бумажным патроном, штыком с трубкой, с ложей, в которой четко выделились цевье, уплощенный приклад и вытянутая шейка, c железным шомполом. Ствол изготавливали из прокованной железной пластины, завернутой в трубку и сваренной кузнечной сваркой. Основным замком стал ударный кремневый, «французского» батарейного типа с пластинчатой боевой и подогнивной пружиной, крышкой-огнивом. Замок монтировался в выемке с правой стороны ложи. Курок на боевом и предохранительном взводе удерживался шепталом, спусковой крючок крепили в ложе отдельно. От английских замков типа «доглок» позаимствовали предохранитель в виде крючка, цеплявшего курок сзади. Таковы были инновации в конструкции ствола и замка.

Как известно, создание регулярной армии в России шло в период Северной войны 1700—1721 годов, в начале которой русские потерпели поражение под Нарвой. Там же кроме артиллерии была потеряна и большая часть стрелкового оружия, включая мушкеты «нового образца», сделанные в Туле за 5 лет до начала войны. После этого поражения, помимо закупки оружия в Голландии, Бельгии и других странах, увеличили заказы как казенным, так и частным оружейникам. Началось усиленное строительство металлургических заводов. В 1712 году оружейную слободу преобразовали в Тульский оружейный завод и предписали делать там ежегодно по 15 тысяч ружей со штыками. Вторым по значению после Тульского был Олонецкий Петровский завод. Огнестрельное оружие изготавливали также на Липецком и Козминском железоделательных заводах, в Москве, Сестрорецке, Тобольске, Устюжне-Железопольской, Тамбове. Именно эти заводы стали организующим началом государственного оружейного производства. Впрочем, немалое количество частных заводов и мастерских также выполняли «госзаказ».