Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №7 за 2004 год (2766)

Несмотря на совершенно новый взгляд на многие природные явления, квантовую механику никак нельзя расценивать как полное опровержение классической физики. Последняя может рассматриваться как предельный случай квантовой механики или как первое и очень грубое приближение к ней. Как подчеркивал Поль Дирак, соответствие между квантовой и классической теориями состоит не только в их предельном согласии. Соответствие заключается прежде всего в том, что математические операции двух теорий во многих случаях подчиняются одним и тем же законам и описываются одной математической структурой. Отличия заключаются лишь в представлении (реализации) этих структур конкретными математическими объектами.

Сегодня физики твердо верят в то, что наш мир един и познаваем. Все разнообразие природных явлений просто обязано описываться в рамках некоего единого универсального подхода. Другое дело, что человек пока еще не до конца сумел понять глубинную сущность законов природы и пределы познаваемости мира.

Однако большинство физиков убеждены в том, что, если идти по пути, указанном квантовой механикой и квантовой теорией поля, будет открыт тот самый свод законов и правил, который и правит нашим удивительно красивым миром.

Василий Тарасов, кандидат физико-математических наук

В конце XVIII века российский император Павел I выстроил в центре Петербурга новую резеденцию – Михайловский замок – и назвал ее загородной. В конце ХХ века немецкий бизнесмен Карл-Генрих Мюллер купил на окраине города Ноиса (под Дюссельдорфом) усадьбу и объявил ее островом. Место это именовалось Хомбройх. Поэтому, когда здесь появился музей, он стал называться Insel Hombroich – «Остров Хомбройх»

«Инзель Хомбройх» расположился в пойме речушки Эрфт, распадающейся в этом месте на несколько рукавов, точнее было бы сказать ручейков. Когда смотришь на карту, видно, что старый дом вместе с приусадебным участком, первоначально купленные Мюллером, действительно находятся на острове. Впрочем, что это за остров, когда водную преграду, отделяющую от «материка», можно преодолеть по перекинутому бревну, а где-то и просто перешагнуть? Однако отдадим должное Карлу-Генриху Мюллеру – он не пытался воспользоваться сделанной природой «подставкой», а говорил иное: «Это – остров в метафорическом смысле, потому что здесь все происходит не так, как в обыденной жизни».

Ступив на территорию музея, и впрямь попадаешь на остров уединения. Усыпанная серой щебенкой дорожка, извиваясь, ведет через луг, заросший полевыми цветами и травами. По сторонам виднеются заболоченные участки поймы, группы деревьев, кустарник, маленькие озерца с утками и лебедями. Тишина, людей почти не видно, только щебечут птицы. На первый взгляд – обычный деревенский пейзаж. Хотя нет. Слишком уж все красиво! Слишком продуман, сценически выстроен этот неприхотливый сельский вид. Поляна лопухов, какие встречаются на любом пустыре, за ними, на берегу ручья, плакучая ива – крупные круглые листья и мелкие вытянутые, но и у тех, и у других серебристая подложка. Они скомпонованы не менее продуманно, чем на живописном полотне. Облетевшие лепестки яблони покрывают воду пруда розовым ковром, причудливо сплетаются в один куст три разных сорта сирени.

Это не дикая природа, это – пейзаж, созданный рукой художника. У окрестных жителей можно узнать, что четверть века назад на месте «Инзель Хомбройх» была заброшенная сельскохозяйственная пустошь. Лишь старый усадебный дом окружали деревья. А все, что мы видим сегодня, начиная с озер, которые и не озера вовсе, а специально выкопанные пруды, – творение ландшафтного архитектора Бернхарда Корте. Земельный участок был куплен Мюллером в 1982 году, музей открылся в 1987-м. В течение 5 лет «Инзель Хомбройх» «растили» для публики.

«Садовник» Бернхард Корте продумал и рассчитал еще один эффект. Выстроенная им природная среда «интерьерна». В парке почти нет далевых видов, посетитель переходит из одного замкнутого пространства в другое. Отсюда возникает то самое удивительное чувство уединения, хотя музей не назовешь малопосещаемым: за сезон он принимает 65—70 тысяч гостей. В позапрошлом году, когда «Инзель Хомбройх» отмечал 20-летие со дня основания, журналисты спросили у Карла-Генриха Мюллера, может ли он подвести итог прошедшим годам, сбылось ли то, чего хотели создатели музея. Ответ отца-основателя был краток: «Нельзя подвести никакие итоги, так как мы сами не знали, чего хотели. Просто „Инзель Хомбройх“ рос, как все в жизни растет. Иногда более удачно, иногда менее. Как живое существо».

В парке 12 павильонов. Их расположение – тоже часть сценария хитроумного Корте: павильонов много, но одномоментно посетитель может видеть только один из них. Постройка открывается вашему взору внезапно, после очередного поворота дорожки. Большинство павильонов выстроено из темного голландского кирпича. Причем не нового, а старого – от разобранных построек, со следами времени, сложной игрой цвета и фактур. Формы же зданий предельно просты и лаконичны – состыкованные кубы, параллелепипеды, цилиндры с плоскими стеклянными крышами и большими окнами. Первым на пути оказывается павильон «Башня». Он не имеет окон, только четыре двери, расположенные по осям сооружения. Все они гостеприимно распахнуты, но павильон… пуст. И не оттого, что владельцам музея нечего показать. Пустота – часть авторского замысла. Ослепительно белые стены внутреннего зала, пронизанные потоками льющегося сверху света, и заросший английский парк, видимый через распахнутые двери, а снаружи – стрекотание кузнечиков и шелест травы. Возникает интересный эффект. Пока находишься на открытом воздухе, павильон воспринимается как рукотворный объем, помещенный в природную среду. Что-то вроде садово-парковой скульптуры. Недаром создатель музейных павильонов Эрвин Хеерих по образованию скульптор. Но когда попадаешь внутрь, объем и пространство словно меняются местами: в объект экспозиционного показа превращается парк, обрамленный, как картина, дверным проемом.

Еще более эффектен «Павильон Граубнера», представляющий собой два состыкованных цилиндра – кирпичный и стеклянный. Когда я прочел название павильона на плане музея, то ни на секунду не усомнился, что увижу там живописные панно, написанные приятелем Мюллера – дюссельдорфским абстракционистом Готардом Граубнером. Ничуть не бывало. «Павильон Граубнера» также пуст, но зрительные ощущения здесь оказываются иными, чем в «Башне». Если в «Башне» ты обозревал «картины» парка, то, войдя в стеклянный стакан «Павильона Граубнера», видишь круговую панораму. Парк для разнообразия в этом месте становится французским – регулярным, с аккуратно подстриженными боскетами. При взгляде снаружи возникает эффект витрины, где случайный посетитель выступает в роли экспоната, помещенного в сад и накрытого стеклянным колпаком.