Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №8 за 2004 год (2767)

А шея жирафа сиватерия (получившего свое название в честь индуистского бога Шивы), наоборот, была короткой и толстой. Сам сиватерий совсем не напоминал жирафа, а, скорее, походил на буйвола: мощные лапы, мускулистое туловище, крупная голова и большие рога. Такие жирафы жили в самом конце неогенового периода на территории современной Индии и Африки. Но если в Индии сиватерии исчезли в конце неогена, то в Африке они встречались еще несколько десятков тысяч лет назад, когда на Земле уже жил человек.

С начала кайнозойской эры прошли миллионы лет. Все упомянутые выше причудливые млекопитающие палеогена и неогена давно вымерли. Но природа до сих пор хранит некоторые свои стародавние творения. Так, в Австралии до сих пор обитают древнейшие млекопитающие, откладывающие яйца, – ехидна и утконос, чьи родичи жили в далеком мезозое. Также сохранились потомки многих уже перечисленных млекопитающих, процветавших в палеогене и неогене, но они уже далеко не столь разнообразны, как ранее. Многие из них (ближайший родственник жирафа – окапи, тапир, безгорбые грациозные сородичи верблюдов – лама и викунья) унаследовали тот облик, который лучше бы вписался в ландшафты палеогена или неогена. Да и представлены они в современном животном мире всего лишь 2—3 родами. И хотя то время безвозвратно ушло, эти животные остались как напоминание об исчезнувшей кайнозойской фауне, которая положила начало эволюции высших млекопитающих.

Алексей Пахневич. кандидат биологических наук

«Имя Сергея Николаевича Палеолога (1877—1933) относится к числу незаслуженно забытых на родине выдающихся русских державных строителей. Его служебная карьера как одного из крупнейших дореволюционных администраторов проходила в Департаменте общих дел МВД Российской империи с 1900 по 1917 год. Наиболее ярко его организаторские способности проявились при практической реализации ряда государственных реформ, осуществлявшихся по инициативе П.А. Столыпина, а также в конце Гражданской войны, когда он как представитель высшей гражданской администрации при главнокомандующем Русской армией генерале П.Н. Врангеле отважился взять под свою личную ответственность сложнейшие заботы по массовой эвакуации частей белых армий и гражданского населения, не пожелавших оставаться в России…» Это – выдержки из предисловия выходящей в издательстве «АЙРИС» книги воспоминаний С.Н. Палеолога. По роду своей деятельности ему довелось общаться и близко знать многих из тех, чьи имена и деяния навсегда вошли в историю России. Нам же показалось интересным познакомить читателей с одной из глав его воспоминаний, относящейся к событиям марта 1881 года – времени убийства императора Александра II. Надеемся, что это живое свидетельство поможет по-новому взглянуть на ту противоречивую эпоху, которая рассматривается в заключительном материале серии статей, посвященных альтернативным вариантам развития российской истории («Иной путь, или Почему Россия лишилась Константинополя», № 8).

Успешная карьера Сергея Николаевича оказалась прерванной в феврале 1917 года, когда Временное правительство распорядилось об увольнении надворного советника С.Н. Палеолога со всех занимаемых должностей и постов. До весны 1919 года он нелегально проживал в Харькове и лишь после прихода туда армии генерала Деникина возобновил свою общественную деятельность. В августе 1919 года он был приглашен исполнять свои прежние служебные обязанности в правительстве юга России генерала А.И. Деникина, а затем и у генерала П.Н. Врангеля.

Крайне интересен и поучителен его единственный автобиографический труд «Около власти», изданный в Белграде без выходных данных, о его службе в центральном аппарате МВД Российской империи и белых правительств юга России… Он воспринимается как достоверное хроникальное и документальное повествование о жизненном и административном опыте деятеля государственного масштаба, имеющее по масштабам и глубине изложения крайне мало аналогов в российской мемуарной литературе первой трети ХХ века.

В январе 1909 года ко мне в департамент зашел редактор «Московских Ведомостей» Тихомиров и передал мне листок, на котором рукой Столыпина гусиным пером было написано: «Я хотел бы исполнить просьбу Л.А. Тихомирова; подумайте, как это сделать?» Просьба моего посетителя заключалась в том, что ему хотелось получить чин действительного статского советника, на что он считал себя вправе рассчитывать, ибо бывшие до него редакторы «Московских Ведомостей» М.Н. Катков, С.А. Петровский, В.А. Грингмут и А.С. Будилович были все превосходительствами. Я ответил Тихомирову, что его просьбу, при желании Столыпина, весьма легко удовлетворить. Как только у нас откроется вакансия чиновника особых поручений IV или V класса при министре, он будет назначен на эту должность, а затем к первому же наградному сроку, вероятно, на Пасху, получит генеральский чин. Тихомиров, вихрастый интеллигент учительско-статистического типа, небольшого роста, в очках, с рыжеватой проседью, общипанной бороденкой, менее всего по своим внешним данным подходил к тому, чтобы облечься в белые панталоны с золотым галуном и форменное пальто на красной подкладке. Но когда я затронул эту тему, он весь преобразился, лицо его расплылось в детскую улыбку, и он долго, сердечно жал мне руку. Видимо, я попал в самое сокровенное место его тайных вожделений.

«Если вам понадобится усилить мои права на чин, не забудьте, что в 1905 году я был членом предсоборного присутствия, созванного под председательством первоприсутствующего митрополита Антония (Вадковского)», – радостно и как-то сконфуженно заметил Тихомиров.

Уже подходя к двери кабинета, я напомнил ему о необходимости прислать мне формуляр и вскользь спросил, давно ли он состоит в чине статского советника и сколько у него лет государственной службы. Тихомиров весь съежился и сразу потускнел. «В том-то и дело, что у меня нет никакого чина и на государственной службе я никогда не состоял. Вот оно горе в чем». Растерянный, он стал каким-то цветным платком вытирать крупные капли пота, выступившие на его веснушчатом, покрасневшем лице. «Вы, вероятно, не знаете, кто я в прошлом, иначе для вас многое стало бы ясным». Я подтвердил свое неведение. Тихомиров продолжал: «Вас многие ждут в приемной, а мне хотелось бы поговорить с вами по душам часа два-три, и притом неофициально; как бы это устроить?» Я пригласил его в тот же день вместе пообедать.

К восьми часам вечера Тихомиров приехал ко мне на Кабинетскую. В этот раз мы расстались с ним в третьем часу ночи, и вот что он мне рассказал: «Я родился в Новороссийске. Отец мой – известный на юге России врач, был женат на польке, рожденной Маркграф. Моя матушка и сейчас жива. Она сухенькая, бодрая старушка, ей около 80 лет, будете у нас в Москве – познакомитесь. В честь моего отца в Новороссийске одна из главных улиц названа Тихомировской. Учился я в Керченской гимназии, вне родительского дома, ибо в Новороссийске тогда гимназии не было. Ведь все это происходило в те времена, когда по морю ходили на деревянных судах. Помню, ребенком во время Крымской кампании мы с матерью шли ночью из Новороссийска в Керчь на какой-то скорлупе без огней, чуть волнами нас не захлестнуло. Бог по милости спас.