Эдуард Хруцкий - Проходные дворы

Собрав полный блокнот историй, я пошел к Парфентьеву.

– Ну, ты еще не сбежал? – засмеялся он. – Насобирал кошмарных историй? Ты наших ребят меньше слушай, они столько знают, что вполне на целое собрание сочинений наговорить смогут. Ты пока все эти ужасы забудь, сейчас очень важна профилактика преступлений. Предотвращение противоправных действий – наша важнейшая задача. Вытащить человека из дерьма гораздо легче, чем ловить его потом.

Это предложение мне явно не понравилось: писать о каких-то душеспасительных беседах, в то время как сыщики ловят матерых уголовников…

Но чем больше я разговаривал с оперативниками, которые занимались профилактикой, тем интересней было работать. Меня знакомили с подопечными, позволяли встречаться с ними и разговаривать. Так за короткое время я узнал о нескольких трагических судьбах.

Первый секретарь ЦК КПСС Никита Хрущев как раз в те далекие времена встретился на своей крымской даче с писавшим ему письма раскаявшимся уголовником.

Я не знаю, как сложилась жизнь собеседника Хрущева, но профилактическая работа стала чудовищно модной. Опять заговорили о перековке, о новых, социалистических методах воспитания. Но тогда, в МУРе, я еще этого не знал и заинтересованно выслушивал истории бывших воров и налетчиков. Когда у меня скопился материал, я пришел к Парфентьеву.

Время было позднее. Иван Васильевич налил мне стакан крепчайшего чая, достал бутерброды.

– Ешь. Бутерброды с домашними котлетами, очень вкусные.

Мы пили чай, и я рассказывал ему о своих встречах с «завязавшими» уголовниками.

– Ты не очень-то увлекайся их рассказами. Запомни: уголовники и шлюхи наврут такое, что вашему брату журналисту самому не придумать.

Ты вот три истории рассказал. Гаврилова, домушника, я хорошо знаю. Этот вполне завязать может. А остальные… Знаешь поговорку: жид крещеный, конь леченый, вор прощеный…

Комиссар так и не успел договорить. Дверь кабинета раскрылась, и влетел Эдик Айрапетов.

– Иван Васильевич! На Трубной в квартире троих завалили.

– Еду.

Парфентьев открыл ящик стола, вынул пистолет в кобуре без крышки, приладил ее на ремень.

– Ну, чего сидишь? Хотел увидеть кошмарную историю, вот она и случилась. Поехали.

В переулке на Трубной мы вошли в приземистый двухэтажный дом. У подъезда стояли «скорая» и несколько оперативных машин. На ступеньках сидели младший лейтенант с огромной овчаркой.

– Ну что? – спросил его Парфентьев.

– Довела до трамвайной остановки, там след потеряла, товарищ комиссар.

– И то дело. Где «скорая»?

– В квартире.

– Кто там еще?

– Следак из прокуратуры.

– Пошли. – Это относилось ко мне.

Мы поднялись на второй этаж, вошли в распахнутую дверь квартиры. Я почувствовал странный, назойливый запах и никак не мог понять, чем пахнет.

Только под утро, когда я шел домой по пустым рассветным бульварам, понял, что это запах людской крови. Убийцы зарубили топором всю семью – мужа, жену и двоих детей.

А пока я стоял в квартире и наблюдал за работой опергруппы.

– Стой здесь и смотри. Никуда не лезь и руками ничего не трогай, а то оставишь пальчики и потянет тебя прокуратура за убийство, – усмехнулся Парфентьев.

Через некоторое время ко мне подошел Эдик Айрапетов. Я уже разбирался в муровской структуре и поэтому удивился:

– Ты что здесь делаешь? Это же особо тяжкие.

– Моих клиентов замочили. Это татары-золотишники. У нас были данные, что они крупную партию «рыжья» должны купить.

– Что именно?

– Золотые десятки. Пойдем, я тебе их тайник покажу.

В одной из комнат стояла выдвинутая на середину кровать с никелированными шишаками. В углу часть пола была поднята, как крышка.

– Смотри. – Эдик посветил фонарем.

На оцинкованном дне тайника сиротливо лежало колечко с каким-то камушком. Видимо, второпях убийцы его не заметили.

Мы вышли из этой квартиры под утро. Город был тихим и сонным.

– Тебя отвезти? – спросил Парфентьев.

– Не надо, я живу рядом.

Я шел по утренней Москве, привычной и до слез знакомой, а перед глазами стояли носилки с трупами. Когда санитары проходили мимо меня, на одних носилках откинулся брезент и я увидел вместо лица кровавую кашу.

…Тогда, впервые столкнувшись с убийством, я думал о том, что жизнь не такая уж длинная. В любой момент может появиться урка с топором и…

И тогда – не по книге Адамова, а по тому, что я увидел этой ночью, – я понял, что такое работа сотрудника угрозыска.

В квартире убитых, в отличие от фильма «Дело “пестрых”», Парфентьев не командовал, не распоряжался громогласно. Он о чем-то тихо говорил оперативникам, они ему что-то рассказывали. Не было трагизма и патетики. Люди работали. Делали свое привычное дело.

Я до сих пор помню ребят-сыщиков, на рассвете куривших у машины. Лица у них были усталые, как у людей, выполнивших тяжелую и неприятную работу.

По сей день я благодарен Ивану Васильевичу, что он взял меня на это убийство. Именно в этой, пахнувшей кровью, квартире я впервые узнал, что такое сыск.

На следующий день, придя в МУР, я встретил комиссара в коридоре во всем его мундирном блеске. Он ехал в горком партии.

– Ну, – усмехнулся он, – кошмары не снились?

– Пока нет.

– Ну и хорошо. Я часика через два вернусь и разыщу тебя.

Конечно, об Иване Васильевиче Парфентьеве можно написать не очерк, а целую книгу.

Он начинал свою работу постовым милиционером и закончил комиссаром милиции третьего ранга: от постового – до начальника МУРа.

В 50-м году, за семь лет до нашего знакомства, он ликвидировал одну из самых страшных банд – банду Пашки Америки.

Он никогда не любил говорить о своих делах. Предпочитал рассказывать о Сергее Дерковском, Владимире Чванове, Игоре Скорине.

Не знаю, была ли это скромность или осторожность человека, начавшего свой путь в органах при самых кровавых наркомах. Не знаю. Знаю только одно: он был первым начальником МУРа, издавшим книгу своих криминальных историй.

К сожалению, она так и не была переиздана.

Так уж случилось, что мне пришлось уехать из Москвы, а когда через год с лишним я вернулся, Иван Васильевич ушел из МУРа, в котором командовал больше десяти лет, что было абсолютным рекордом: ни один начальник не продержался столько на этом посту.

Конечно, отправить такого профессионала сыска, как Парфентьев, командовать Управлением вневедомственной охраны, было не по-хозяйски. Но кто тогда об этом думал? Власть прощает себе всё, не прощая своим защитникам даже маленьких промахов.

Мы продолжали встречаться. Иван Васильевич приезжал к нам в редакцию. Мы часто собирались за рюмкой в его квартире. Иван Васильевич работал над новой книгой. Мне довелось читать отрывки из нее. Но где она? После смерти Ивана Васильевича я пытался разыскать эту рукопись, чтобы издать вместе обе книги, но так и не нашел.