Федор Раззаков - Гибель советского кино. Интриги и споры. 1918-1972

Он проистекал из жанра картины – это был первый советский фильм ужасов, который и заставил широкого зрителя чуть ли не штурмовать кинотеатры. Ведь до этого ничего подобного в советском кинематографе не было. В «Вие» же почти половина сюжета была выделена для настоящих беснований представителей потустороннего мира: одной ведьмы, десятков вурдалаков, вампиров, чертей, мертвецов и их главаря – страшенного предводителя загробного мира Вия. Последний производил на зрителей сильное впечатление, особенно на подростков (хорошо помню это лично по себе и своим друзьям). Советские детишки долго потом стращали друг друга загробным голосом Вия: «Поднимите мне веки...»

И все же, несмотря на сюжет, «Вий» не ставил главной своей целью напугать зрителя. Настоящих «ужастиков» советский кинематограф никогда не выпускал и выпускать не собирался, поскольку советская власть никогда не стремилась играть на низменных чувствах своих граждан и таким образом вышибать из них деньгу. Это было присуще противоположному лагерю – капиталистическому. Вот там действительно деятели искусства набивали как свою собственную, так и государственную мошну, пропагандируя самые различные пороки и страхи. Тот же жанр фильмов ужасов появился на Западе на заре кинематографа: в 1896 годуЖорж Мильес снял фильм «Замок дьявола», где главными героями были демоны и скелеты. Спустя два десятилетия жанр заметно усложнился. Как пишет киновед Д. Паркинсон:

«В Голливуде Лон Чейни, прозванный „человеком с тысячью лиц“, создал галерею образов упырей и вурдалаков, используя при этом лишь грим и собственное актерское мастерство. Одновременно в Германии Роберт Вине выпустил картину „Кабинет доктора Калигари“, первую из лент в стиле „Horror“. Здесь зловещая атмосфера создавалась при помощи искусного сочетания игры светотени и необычных ракурсов съемки. Среди такого рода фильмов следует выделить „Носферату“ Ф. В. Мурнау ( 1922), в котором на экране впервые был выведен образ вампира. Кино «беспокойства» породило и таких сверхъестественных монстров, как глиняный великан по имени Голем и так называемый «доппльгэнгер» (дух-двойник)...»

В конце 50-х – начале 60-х годов жанр «ужастика» на Западе обрел второе дыхание. Это было вызвано тем, что в кино пришли новые законодатели моды в этом направлении, вроде голливудского режиссера Рождера Кормена, который снял такие фильмы, как «Нападение чудовищных крабов» ( 1956) и «Ведро крови» ( 1959). Эти фильмы проложили дорогу новому направлению – так называемому «американскому кошмару», где всякого рода ужасы происходят в маленьких американских городках, изолированных от внешнего мира.

В Европе были свои популяризаторы киношных ужасов, вроде итальянцев Марио Бавы и Дарио Арженто, которые снимали фильмы про маньяков, или англичанина Альфреда Хичкока, который специализировался на показе самых разных ужасов: начиная от нападений птиц-убийц и заканчивая похождениями убийц-психопатов. Вообще же, если, к примеру, поставить себе целью составить таблицу тем и направлений, фигурирующих в западных «ужастиках», то в ней не окажется свободных мест – все имеет свое воплощение, причем неоднократное. Там будут фильмы про монстров, вампиров, оборотней, маньяков, мертвецов, восставших из могил, сатанистов, колдунов, привидения, сверхъестественные силы и т. д. и т. п.

Между тем столь обширное представительство «ужастиков» в западном искусстве (а это присуще не только кинематографу) является делом вполне закономерным. Западу нужны «ужастики», чтобы отвлечь своих граждан от тех ужасов, которые окружают их в реальной жизни (высокая преступность, безработица, расовые проблемы, нищета и т. д.). Выпуская свой глубинный страх в темных залах кинотеатров (то есть ужасаясь экранными монстрами), западный зритель потом гораздо спокойнее относится к тем монстрам, которые окружают его в реальной жизни.

В СССР была иная ситуация. Там, несмотря на многие недостатки системы, людей окружало гораздо меньше страхов: например, уголовная преступность была не столь высокая, не было ни безработицы, ни расовых проблем, ни нищеты. Зато были бесплатная медицина, образование, короче, все то, что позволяло советскому человеку быть уверенным в своем завтрашнем дне, а значит, не боятьсясвоего будущего. Короче, советская власть посредством искусства стремилась будить в своих людях высокие инстинкты, а не низменные. Например, любовь к родине, к женщине, к своему ближнему. Именно на культивации этих чувств советская власть и зарабатывала свой главный капитал, что, без сомнения, можно назвать делом благородным и достойным.

Между тем эксперименты западных кинематографистов в различных жанрах (в том числе и в жанре фильма-ужаса) не давали спокойно спать многим советским режиссерам из разряда молодых – они тоже мечтали о подобном. Особенно это стало заметно в «оттепельные» годы. Однако, понимая, что впрямую эти мечты осуществить не удастся, молодежь стала изобретать обходные пути. Именно такой путь и выбрали дебютанты, студенты Высших режиссерских курсов Константин Ершов и Георгий Кропачев. Они решили снять «ужастик» под видом экранизации русской классики, да еще как проект, должный дать отпор западным кинематографистам, использующим прозу великого русского писателя в корыстных целях. Вот что писали будущие создатели «Вия» 21 марта 1966 годав своем письме руководству «Мосфильма»:

«Советский кинематограф просто не вправе отдавать на откуп зарубежным ремесленникам право пользования, к тому же хищнического, сокровищницей русских классических литературных сюжетов, и в частности таких, в которых развиваются народно-сказочные мотивы: так, в недавнее время итальянский режиссер Марио Бава осуществил постановку фильма по повести „Вий“ как сугубо коммерческий „фильм ужасов“, получивший название „Маска смерти“, говорящее само за себя.

Наш фильм задуман в прямой полемике с поделками подобного рода: будучи произведением фантастико-феерическим по своей образной сути (в соответствии с первоисточником), по жанру своему он должен быть народной комедией, полной земного здорового юмора, прежде всего реальной картиной народной жизни, в которую так органично входит сказочность и буйство фантазии...»

Стоит отметить, что в руском кинематографе «Вий» уже экранизировали: это сделал В. Старевич за год до революции – в 1916 году. Это был традиционный «ужастик», копирующий фильмы подобного жанра, выпускаемые на Западе. Ершов и Кропачев обещали сделать иное кино. Им поверили, и Госкино довольно быстро разрешило молодым режиссерам взяться за эту постановку. Но сами дебютанты еще не знали, какие трудности ждут их проект впереди. Хотя трудности эти были вполне прогнозируемы.