Николай Черкашин - Пламя в отсеках

Противоборство огня и средств тушения в точности копирует диалектику брони и снаряда. «Дурная бесконечность», как определил бы ее Гегель, ибо война «льда и пламени» идет с переменным успехом и никогда не завершится вечной победой. Современный корабль есть оружие обоюдоострое, опасное не только для врага, но в немалой степени и для того, кто им владеет. Моряки, однако, никогда не были фаталистами. По воле волн плыли лишь их трупы, но не они сами. Бороться со стихиями (в том числе и огненной) всегда было профессиональной обязанностью мореплавателя, его уделом, его судьбой. Сегодня есть корабли, на которых арсенал средств борьбы с огнем не уступает по разнообразию и количеству боевому вооружению. Это спринклеры и огнетушители всевозможных зарядов, системы затопления и орошения, химическое и пенное тушение. Увы, порой и вся пожарная рать не в силах справиться с буйством огня. И все же каждый командир, получив доклад о пожаре, исходит из того, что шансы на успех есть всегда, игра стоит свеч и очаг возгорания может быть задушен в самом начале, на худой конец — локализован. К пожарам, к возможности таких несчастий моряки, если не сказать, что привыкли, то, во всяком случае, психологически готовы. Отчасти поэтому большая часть корабельных пожаров тушится без жертв. Другое дело, что развитие любого пожара непредсказуемо. Дорогу пламени прокладывает не только горючий материал, но и игра случая, стечение обстоятельств: пожар пожару рознь, ни один не повторяет коварство другого. Пожар же на «Комсомольце» и вовсе небывалый. Он уникален, поскольку уникальна и сама атомарина: титановый корпус, большая глубоководность плавания… Давление воздуха, вырвавшегося из поврежденной системы продувания балластных цистерн, было намного выше, чем на всех остальных менее глубоководных лодках. Да и само повреждение трубопровода ВВД [1] ВВД — воздух высокого давления. вольтовой дугой короткого замыкания (есть такая версия) — редчайшее обстоятельство, которое немедленно наложилось на «врожденный порок» корабля: масляная система при остановке гребного вала не герметизировалась по отсекам. Поэтому буря, вырвавшаяся из баллонов воздуха сверхвысокого давления, тут же «выстрелила» горящее масло в смежный — шестой — отсек, где мичман Колотилин принял огнеметную струю за выброс гидравлики. Впрочем, ошибка эта не имела для него уже никакого значения…

Можно ли было избежать этого «врожденного порока»?

Недавний командир стратегического ракетного подводного атомохода капитан 1 ранга Э. Рыбаков рассказывал, как после первых выходов нового корабля в море он и его коллеги составили объемистый список замечаний по обнаруженным недостаткам различных систем с предложениями по улучшению их на строящихся лодках этой серии. Список передали в ведущее КБ. И что же? Ничего не изменилось. Ответ по своему смыслу сводился к удручающей сентенции: «Берите то, что есть». Диктат судостроительной монополии здесь столь же вредоносен, как и диктат всех остальных безальтернативных фирм.

Из всех человеческих страхов самый острый — страх удушья. Без еды человек может жить неделями, без воды — сутками, без тепла — часами, без глотка воздуха не проживет и пяти минут.

Отсек подводной лодки помимо всего прочего — это резервуар для дыхания, где один дышит тем, что выдыхает другой, где общие вдохи и выдохи мешаются, как струйки пота на плечах, налегших на аварийный брус. Воздух здесь один на всех, как вино в братине. Отмерен он скупо, и в любую секунду — полыхни пламя — в горло хлынет раздирающий легкие ядовитый дым. Неспроста каждый из экипажа, от командира до кока, не расстается в отсеках с пластиковым футляром на боку, куда упрятаны дыхательная маска и регенеративный патрон. Запаса кислорода в ПДУ — так называется персональное дыхательное устройство — хватает лишь на первые минуты пожара, чтобы успеть включить систему тушения, добежать, найти а надеть индивидуальный дыхательный аппарат. И так все долгие месяцы плавания: оранжевый футляр ПДУ всегда под рукой, как фляжка с водой у солдата на поясе…

В странах с мало-мальски развитым подводным флотом к морякам глубин всегда относились с особым уважением. И даже вставали в присутственных местах при виде человека в форме подводника. И только в нашей стране, мир для которой зиждется на черных спинах атомарин, к жертвенному и весьма немногочисленному племени подводников привыкли настолько, что уже не о почестях речь, а о самом необходимом — крыше над головой…

Первым заметил беду, как ему и положено, вахтенный механик. В то утро им был командир дивизиона живучести капитан 3 ранга Вячеслав Юдин. В 11.00 по распорядку дня был объявлен подъем для первой боевой смены, третья готовилась к обеду. Только что вахтенный офицер капитан-лейтенант Верезгов принял доклады из отсеков. Гортанный кавказский голос доложил из кормы: «Седьмой осмотрен. Сопротивление изоляции и газовый состав воздуха в норме. Замечаний нет». Это были последние слова старшего матроса Надари Бухникашвили. По всей вероятности, он погиб сразу же, как только вспыхнул объемный пожар. Даже не успел дотянуться до рычажка «лиственницы» — микрофона межотсечной связи.

В необитаемом седьмом отсеке он был один. Он один лишь видел, что полыхнуло и как… Надари Отариевич Бухникашвили, командир отделения машинистов трюмных, специалист 1 класса, член комитета ВЛКСМ… Черноусый худощавый парень родом из Гагры. Он не был пляжным мальчиком, каких немало в курортном городе. Металлист, но не из «хэви метал». Руки его, привыкшие к тяжелому металлу слесарных инструментов, умели нежно держать гитару. Она осталась в каюте второго отсека вместе с «дембельным альбомом», для обложки которого Надари вытачивал из плекса белого медведя на льдине и цифры «1986–1989» — годы службы на флоте.

11.03. На пульте вахтенного механика выпал сигнал: «Температура в 7-м отсеке больше 70°». Юдин немедленно доложил командиру.

— Аварийная тревога!

Торопливый клекот ревуна взметнул всех, кто еще просыпался. Звонки и ревуны на боевой службе подаются лишь в крайних случаях. Учебные тревоги, чтобы не нарушать звукомаскировку всегда скрытного плавания, объявляются лишь голосом.

Заместитель командира дивизии капитан 1 ранга Б. Коляда, старший на борту:

— Я выскочил из койки, натянул брюки и бросился в центральный пост. Куртку и ПДУ надевал на бегу.

На ГКП (Главном командном пункте) уже были командир лодки капитан 1 ранга Ванин и инженер-механик капитан 2 ранга Бабенко. Бабенко лихорадочно запрашивал аварийный отсек: «Седьмой, седьмой!..» Седьмой не отвечал. Я спросил: