Тадеуш Голуй - Личность

Кроме ограниченности чисто документальной базы, мешает и психологический барьер. Молодому гражданину свободной страны, члену могущественного социалистического содружества, непросто понять внутренний мир гражданина буржуазно-полицейского государства, который пережил национальную катастрофу 1939 года и, находясь в коммунистическом Сопротивлении, сражался на два фронта: с оккупантами и отечественными фашистами.

Есть еще один специфический момент, также из области психологии, на который, в частности, намекал в своем письме житейски умудренный отец историка. Идея поиска была подсказана выставкой картин Яна Доброго, художника-любителя. Но в импульсе, который получен от художественного произведения, для исследователя, оперирующего другими инструментами изучения действительности, всегда таится определенная опасность. Искусство властно и может невзначай побудить к частичной подмене строго научного воссоздания фактов образно-романтическим, не способствующим выяснению истины.

К счастью, наш историк-повествователь сохраняет ясность профессионального видения, хоть мы и знакомимся с ним на самой уязвимой для посторонних влияний начальной стадии обработки фактического материала.

Пусть собранные ученым данные разномастны, неравноценны, грешат недомолвками, противоречиями или чрезмерной эмоциональностью — весь этот кажущийся хаос четко организован. Разрозненные клочки фактов и событий слагаются в последовательное повествование.

В романе «Личность» нам открывается новая грань таланта Голуя-художника, мастера своеобразной, впечатляющей мозаики. Кстати, смело примененный здесь прием монтажа имитированных документов и цитат писатель впервые опробовал при построении рассказа «Это», в чем легко убедиться, заглянув в изданный на русском языке сборник «Современные польские рассказы» (1969). Аналогична задача и у собирателя материала о коммунисте — герое Сопротивления, «…нам нужна история живых людей, пусть даже они погибли. Для нас очень важно показать настоящих борцов». Собственно, такова задача и всего творчества Тадеуша Голуя.

Недавно «Трибуна люду» писала, что «для воссоздания правдивой картины любой эпохи существенна не только историческая достоверность, но и правдивое изображение героя человеком, а не монументом». Именно живыми людьми, олицетворяющими специфику определенных этапов польской истории, были персонажи исторических романов Тадеуша Голуя, реально существовавшие деятели польского революционно-освободительного движения Валериан Лукасиньский («Королевство без земли») и Людвиг Варынский («Роза и горящий лес»). Знаменательно, что революционные деятели прошлого упоминаются в числе духовных предтеч «Союза польской революции», созданного Потурецким. Показ идейной преемственности, движущей, конструктивной силы идей — одна из основных тенденций творчества Голуя.

Отнюдь не отлитым из бронзы предстает перед нами Вацлав Потурецкий. Это собирательный образ, явно в чем-то автобиографичный, а также впитавший, как мне кажется, лучшие черты поэта Игнация Фика — секретаря подпольного краковского горкома Польской рабочей партии, Эмиля Дедица, Адама Полевки и других представителей прогрессивной творческой интеллигенции Кракова, которых хорошо знал автор романа.

В сентябре 1939 года, после капитуляции, солдат спрашивает Потурецкого, тогда командира стрелковой роты: «Что теперь будет?» — «Борьба!» — бросает тот в ответ. Но он, разумеется, еще не вполне представляет себе масштабы предстоящей борьбы — борьбы оружием, устной и печатной пропагандой. И внутренних своих борений. Лишь со временем, например, осознает он, что уничтожит фашизм не повсеместная революция, а Советская Армия и что думать сейчас необходимо не о всемирной социалистической республике, а прежде всего об освобождении оккупированной Польши.

Фигура Потурецкого отражена в различных документах и свидетельствах современников, словно в осколках зеркала. Как бы исподволь возникает образ увлекающегося мечтателя, который со временем становится основателем, вожаком и комиссаром активного антифашистского союза, успешно руководит разносторонней боевой деятельностью подпольщиков и добивается идейного сплочения своих соратников, людей разного политического опыта и темперамента. Исторически закономерна духовная эволюция Вацлава Потурецкого. Логика борьбы с гитлеровскими оккупантами выдвигала подобных ему энтузиастов в руководители стихийно возникавших антифашистских организаций, которые потом естественно вливались в ППР. Масштабная, запоминающаяся фигура Потурецкого создана писателем по образу и подобию тех коммунистов, о которых говорил товарищ Эдвард Терек: «В рядах ППР, постепенно охватившей своим влиянием всю страну, выросли и сражались когорты выдающихся деятелей польского рабочего движения, прозорливые мыслители, организаторы, борцы за дело национального и социального освобождения».

При всем своем подвижничестве Потурецкий лишен плакатного аскетизма. Он по-человечески полнокровен, обаятелен, о чем свидетельствуют страницы, посвященные его взаимоотношениям с женой Вандой и дочерью. Он настолько честен, что даже оставляет документ-письмо дочери Анне, в котором признает утопичность уже отвергнутых им собственных теоретических предпосылок.

Вряд ли практически возможно выявить все обстоятельства жизни, борьбы и гибели героя романа, хотя у историка еще наверняка будут интересные открытия и находки. Ведь в конце книги выясняются некоторые новые важные штрихи его биографии борца-антифашиста. Но главное о нем мы узнали: свою историческую миссию он выполнил с честью.

«Я горд тем, что я — коммунист. Коммунизм — это будущее мира, а значит, и твое будущее», — подчеркивается в его письме-завещании дочери. В кромешной ночи оккупации коммунист

Потурецкий был нужен людям, ибо он владел даром прозревать грядущее. Примечательно, что в нем нуждались даже те, кто до войны травил его как большевика и безбожника. Годы боев и лишений, пройденные вместе с ним, ветераны-антифашисты называют лучшими годами своей жизни. И это понятно. Вацлав Потурецкий помог им осознать жизненную необходимость идей интернационализма, теснейшего польско-советского сотрудничества. Он привел их под знамена Польской рабочей партии, в рядах которой они, уже без него, погибшего на боевом посту, пришли к победе.

В светлой, оптимистической тональности выдержано повествование Тадеуша Голуя о трагичной судьбе борца. Книгу дочитываешь с ощущением, что Потурецкий не умер. Ведь он действительно живет в своих стихах, в благодарной памяти соратников, в сердце дочери, в бессонных ночах молодого историка, упорно разгадывающего хитросплетения военных судеб, в свершениях сегодняшнего дня свободной Польши.