Александр Осокин - Великая тайна Великой Отечественной. Ключи к разгадке

Кстати, нарком ВМФ Кузнецов, описывая в своих воспоминаниях день 21 июня, указывает, что о подступившей войне он узнал в то же самое время: «В 20.00пришел Воронцов (военно-морской атташе СССР в Германии, прилетевший в этот день из Берлина. – А. О.). В тот вечер Михаил Александрович минут пятьдесят рассказывал мне о том, что делается в Германии. Повторил: нападения надо ждать с часу на час… Это война!» [66, с. 13]. Возможно, и приглашение Молотовым немецкого посла Шуленбурга в тот же день в 21.30(якобы для вручения вербальной ноты о нарушениях немецкими самолетами госграницы СССР) тоже было следствием полученной из Берлина информации о решении, принятом Гитлером.

Хрущев вспоминает, как 9 мая 1945 г. решил позвонить Сталину «…и поздравить его с победой. Позвонил. Меня быстро соединили, и Сталин снял трубку. Я его поздравляю: “Товарищ Сталин, разрешите поздравить Вас с победой наших Вооруженных Сил, с победой нашего народа, с полным разгромом немецкой армии”, и пр. Уж не помню дословно, что я тогда говорил. И что же? Сталин сказал мне в ответ какую-то грубость. Вроде того, что отнимаю у него время, обращаясь по такому вопросу. Ну, я просто остолбенел. Как это? Почему?» [125, с. 594]. О настроении Сталина на трибуне Мавзолея во время Парада Победы вспоминает адмирал флота Кузнецов: «…присматриваясь к нему, я не мог заметить лишних эмоций и выражения восторга» [68, c. 231]. Маршал Жуков связывает настроение Сталина в этот день с ревностью к полководцам войны: «Я, например, остро почувствовал это на Параде Победы, когда меня там приветствовали и кричали мне “ура”, – ему это не понравилось; я видел, как он стоит и у него ходят желваки» [110, c. 377].

Показательно, что один из первых вариантов операции Третьего рейха на Востоке (считающийся до настоящего времени первым вариантом «Барбароссы») имел название Aufbau Ost, которое вполне возможно, означало не военное «Строительство на Востоке», направленное против СССР, а такой же смысл, как название книжки Э. Коха – «Прорубая окно на Восток».

А. Розенберг в своих «Мемуарах» сообщил: «Прежде Кох придерживался мнения, что у германской и российской молодежи одно будущее. Именно об этом он писал раньше» [106, с. 367].

Утверждение, что это был гауляйтер Данцига – Западной Пруссии А. Форстер, не очень убедительно, так как такая должность появилась лишь после захвата Польши, и Форстер занимал ее с 26 октября 1939 г. Хотя я должен признать, что обнаружил в «Правде» за сентябрь 1939 г. в списке лиц, сопровождающих Риббентропа 27–29 сентября 1939 г., фамилию Форстер, правда без указания его должности.

В вышедшей недавно книге Г. Гоффмана «Личный фотограф фюрера» сам Г. Гоффман утверждает, что на этом фото именно он чокается со Сталиным, но, тем не менее, я продолжаю считать, что это Э. Кох.

Промелькнула информация, что призванный в армию в 1918 г. М. Борман воевал на Восточном фронте и находился в плену в Осташковском лагере военнопленных, который курировался Региструпром (так в те годы называлась советская военная разведка, известная потом как РУ и ГРУ).

В. Бух был председателем Высшего партийного суда НСДАП.

Есть сведения, что Эрих Кох лично руководил операцией по вывозу из Петергофа Янтарной комнаты (об этом, в частности, пишет В. Веденеев [22, с. 400].

А. Розенберг пишет о Кохе в мемуарах: «Когда на улицах древнего почтенного Кёнигсберга шли ожесточенные бои, он находился в Пиллау… Гаулейтер совсем растерялся, поскольку оказался на другом участке фронта. Заместитель Гаулейтера и Крейслейтер были брошены в битву не на жизнь, а на смерть, которая велась в Кёнигсберге. В то же время Кох поднялся на борт основательно груженого парохода в Пиллау и поспешно покинул свой округ. Я знаю, что потом он появился во Фленсбурге, а оттуда отбыл в неизвестном направлении» [106, с. 365]. Во время Нюрнбергского процесса, ведя допрос Розенберга, американский прокурор Додд представил материал, ранее подписанный Розенбергом, где говорилось: «Может возникнуть необходимость военной оккупации не только Санкт-Петербурга, но и Москвы… нижеподписавшийся рекомендует на пост Рейхсуполномоченного в Москве кандидатуру Гаулейтера Восточной Пруссии Эриха Коха» [там же, с. 367–368].

В своих воспоминаниях «Я из команды Маринеско» рулевой С-13 Г. Зеленцов пишет: «Перед Новым годом лодка переместилась в Турку… Началась срочная подготовка к очередному походу. Комдив почти не отходил от лодки, подгоняя нас. Можно было подумать, что он сам собирался с нами идти в боевой поход…» [50, с. 159]. Получается, что Маринеско к 1 января никуда не уезжал, так как С-13 находилась в Турку.

Надо признать, однако, что Г. Зеленцов, описывая период 17-дневного ожидания атаки, объясняет его так: «На поверхности одна мелочь, не стоящая торпеды… мелкие катеришки, буксирчики и мотоботы». Так и было до 23 января, но с этого дня немцы начали уникальную операцию – массовую эвакуацию населения морем, в ходе которой было вывезено свыше 2 млн человек, то есть по 20 тысяч ежедневно! У командира С-13 было множество объектов для атаки, но почему-то в штормовом январском море он ждал… команды по радио.

За что я очень благодарен Марии Ивановне Громыко, как и за несколько присланных ею фотографий, связанных с Маринеско.

Швейцарский исследователь Ю. Майстер указывает, что «Штойбен» был потоплен одной торпедой [71, c. 170]. Может, это и есть доказательство того, что Маринеско атаковал не «Штойбена», а легкий крейсер типа «Эмден»? А «Штойбен» был потоплен другой советской подводной лодкой.

Есть публикации, где сообщается, что координаты и курс немецкого конвоя, состоявшего из большого судна – легкого крейсера типа «Эмден» (потом засчитанного Маринеско как вспомогательный транспорт «Штойбен») и трех малых – миноносцев сопровождения, 9 февраля в 14.00 передал на С-13 cамолет-разведчик КБФ.

Иногда сообщают, что в момент атаки С-13 «Эмден» проходил ремонт на верфи в Киле, хотя есть ряд сообщений о том, что «Эмден» вывез 2 февраля из Пиллау большое количество беженцев и саркофаг президента Гинденбурга.

Выдающийся немецкий полководец Первой мировой войны и первый президент Германии, саркофаг с телом которого после смерти в 1934 г. хранился в его родовом имении в Восточной Пруссии.

Так в тексте. На самом деле – Шнапцева.

Г. Зеленцов описывает эту трогательную встречу с более жестким диалогом тех же действующих лиц: «Навстречу осторожно, на самом малом подходил финский ледокол “Cису”… C борта ледокола на лед сошел комдив. Подойдя к борту лодки, крикнул: