Александр Осокин - Великая тайна Великой Отечественной. Ключи к разгадке

– Прикрытие, товарищ Сталин, – ответил я.

– Что мы можем дать? – спросил Сталин Булганина.

– Немного истребителей, – ответил Булганин.

Сталин пошел по дорожке, о чем-то думая. Вернувшись и подойдя ко мне, он сказал:

– На многое не рассчитывайте. Чем можем – поможем. Рассчитывайте больше на свои силы и возможности. Видите, что творится!

Сталин опять заходил. Снова подойдя ко мне, он вдруг сказал:

– Мы дали указание арестовать Павлова. – Голос его был тверд и решителен, но в нем не слышалось ни нотки возмущения, ни тени негодования…

Передо мной, как наяву, возник служебный кабинет в Минске и бритоголовый, с массивной фигурой человек, вызывающий по телефону Сталина, чтобы взять в свое подчинение наш полк, убеждающий его не верить сведениям о сосредоточении немцев на исходных рубежах у наших границ, не поддаваться на «провокации» (скорее Сталин убеждал Павлова в этом. Почему в книге это было дано «с точностью до наоборот» – неизвестно, вероятней всего, на этом настоял цензор. – А. О.). Разговор этот, как помнит читатель, происходил в моем присутствии, и, видимо, Сталин, обладая отличной памятью и уверенный в том, что я все пойму, объявил мне об этом решении Государственного Комитета Обороны (или Голованов не только все понял, но и очень хорошо запомнил понятое. – А. О.).

Больше о Павлове не было произнесено ни слова…

Письмо ветерана авиации дальнего действия, Героя Советского Союза С. И. Швецамаршалу Голованову:

Днепропетровск, 15 декабря 1971 г.

Здравия желаю, товарищ Главный маршал авиации!

Здравствуйте, дорогой мой высокий командир Александр Евгеньевич!

Поздравляю Вас с наступающим уже 1972 Новым годом и желаю здравствовать еще многие, многие годы.

Пишет Вам Ваш летчик Швец Степан Иванович. Вы могли меня и забыть, нас ведь было много, поэтому коротко напомню о себе. В конце 1939 г. я из ВВС был откомандирован в УМВЛ [58](к В. С. Гризодубовой [59]) и летал там до начала войны, в основном летал в Берлин . Всё видели, и в мае даже я послал письмо В. М. Молотову о том, что мы видели, получил благодарность за бдительность и заверение, что правительству все известно, не надо беспокоиться. Последний мой полет в составе экипажа Н. А. Хорпякова был 21/VI-41 г., а на следующий день – война.

В июле я попал в 420-й полк Новодранова Н. И., при перелете в Казань мой самолет ЕР-2 загорелся в воздухе, экипаж покинул самолет, я попал в госпиталь с переломом двух позвонков и был списан.

Скрывая заключение комиссии, я вернулся в полк, но летать не пришлось, мне не повезло, я подломал самолет ЕР-2 при перегоне из Москвы 15/Х 41 г., затем сломал еще самолет при взлете из Бузулука 23/ХII 41 г. (не слишком ли много небоевых аварий у боевого летчика – будущего Героя Советского Союза?! – А. О.). Вопрос стоял о моем отчислении в тыл. Но этого не случилось. Летать я начал из Иваново 16/I 42 г., был ком. звена, ком. эскадрильи 16-го АП и командиром 2-го гв. АП с декабря 43 г. После травмы (VII 44 г.) попал в госпиталь, затем в резерв и в полк больше не вернулся.

Теперь, возможно, Вы меня вспомнили. Я еще был у Вас вторым пилотом на «Дугласе» (СИ-41) во время полетов на параде 7 ноября 40 г.

Письмо Вам заставила написать Ваша книга. Читая ее, я как бы снова вернулся в ту боевую обстановку 30-летней давности…

Одной из загадок катастрофы Красной Армии 22 июня 1941 г., позволившей немцам дойти до стен Москвы, стал первый удар, нанесенный авиацией Германии.

До сих пор непонятно, какие города подверглись первому удару с воздуха на рассвете 22 июня 1941 г.

Наиболее часто называют Киев, Севастополь, Каунас, Минск. Киев, согласно военному варианту песни «Синий платочек», бомбили «22 июня ровно в 4 часа», чего никак быть не могло, ибо от границы до Киева не менее 500 км, и если немецкие самолеты перелетели ее ровно в 4.00, они никак не могли быть над Киевом ранее 5–6 часов утра. О бомбежке Киева 22 июня пишет в своих мемуарах Хрущев, сообщая, что от нее пострадал самолет в ангаре аэродрома, из чего следует, что бомбили не город, а аэродром.

Один мой знакомый, тогда курсант Киевского танкового училища, рассказывал, что 22 июня 1941 г. аэродром в Броварах бомбили во время завтрака в столовой, то есть между 9 и 10 часами утра. Он видел, как везли очень много раненых и объясняли, что бомба попала в столовую, где кроме авиаторов завтракали рабочие, занятые перестройкой аэродрома.

Первая бомбардировка Минска была осуществлена лишь 24 июня в 9.00 утра, хотя есть сообщение о бомбежке 23 июня.

Молотов, выступая в 12.15 с сообщением о начале войны, в числе подвергшихся бомбардировке городов назвал Житомир, Киев, Севастополь и Каунас. [60]

Черчилль в мемуарах написал, что от английского агента в немецком посольстве в Москве стало известно, что, получив утром 22 июня меморандум, которым Германия фактически объявляла войну СССР, Молотов сказал: «Ваши самолеты бомбили сегодня 10 беззащитных деревень». Если бы в первый налет бомбили города, речь шла бы о них. Это косвенно свидетельствует о том, что первому налету подверглись не города, а аэродромы, расположенные недалеко от городов, зачастую рядом с деревнями.

В 60-е годы стало известно, что таких аэродромов, подвергшихся немецкому нападению утром 22 июня 1941 г., было 66. В основном они находились вблизи границы, что позволило немецким самолетам сделать в это утро по нескольку вылетов и нанести тяжелейший урон советской авиации. Во время самых первых налетов удары наносились по нашим истребителям.

При осмыслении этих катастрофических потерь мне показалось странным, что существовавшая в те годы система ВНОС (воздушное наблюдение, оповещение, связь) приграничных округов в этот день не выполнила свои функции и не подала никакого сигнала о приближении армад немецких самолетов к советским границам. Неожиданный ракурс моим размышлениям на эту тему придал эпизод из книги Г. Куманева «Рядом со Сталиным», рассказанный ему П. К. Пономаренко, который в 1941 г. был первым секретарем ЦК КП Белоруссии, а затем начальником штаба партизанского движения СССР.

Он утверждал, что на рассвете 22 июня 1941 г. командующему ВВС ЗапОВО генерал-майору авиации, Герою Советского Союза И. И. Копецу стало известно, что через несколько минут немецкая авиация нанесет ударпо аэродромам ЗапОВО, поэтому он отдал команду срочно поднять в воздух все способные летать самолеты и доложил об этом в Москву (видимо, и самому Пономаренко, откуда тот все и узнал).

Однако Москва дала строжайшую команду Копецу немедленно отменить приказ и приземлить самолеты, чтобы не «спровоцировать немцев на войну». Копец отменил свой приказ, советские самолеты сели на аэродромы, и в это время налетели немцы и уничтожили их большую часть. Копец застрелился [70, с. 141].