А. Лаврин - 1001 Смерть

Тем временем в доверие к Троцкому вкрался некто Хайме Рамон Меркадер. Несколькими годами раньше Меркадер участвовал в гражданской войне в Испании на стороне республиканцев. Когда же республиканцы проиграли, Меркадер вместе с матерью оказался в Москве. Его мать сошлась с высокопоставленным чиновником НКВД, а сам Меркадер, вероятно, получил от НКВД конкретное задание убить Троцкого. Меркадер действовал несколькими путями, важнейшим из которых была секретарша Троцкого Сильвия Агелова, которую Меркадер сделал своей любовницей.

Когда Троцкий вполне проникся доверием и уважением к Меркадеру, тот завернул в плащ альпинистский ледоруб, перекинул плащ через руку и появился на вилле Троцкого под предлогом, того, что ему надо посоветоваться с хозяином виллы относительно важной пропагандистской статьи. Было это 20 августа 1940 г., в Мексике наступил период ливневых дождей, и плащ Меркадера не вызвал ни у кого подозрения.

Троцкий провел Меркадера в свой кабинет. Пока хозяин читал его статью, Меркадер за его спиной потихоньку высвободил ледоруб и, размахнувшись, ударил Троцкого по голове. Удар был столь силен, что ледоруб вошел в череп на целых 7 сантиметров. Фантастика, но Троцкий не только не потерял сознания, но сумел броситься на Меркадера и обезоружить его! Благодаря этому, Меркадера задержали, а немного погодя Троцкого увезли в госпиталь в Мехико, где он и скончался на другой день.

После известия о смерти Троцкого Сталин вручил в Кремле матери Меркадера Золотую Звезду Героя Советского Союза — для сына, а в 1960 г., выйдя из тюрьмы и приехав в СССР, Меркадер и сам получил ее.

УАЙЛЬД Оскар (1854–1900) — английский писатель. В 1897 году, после двухлетнего тюремного заключения за «безнравственное поведение» Уайльд переехал в Париж и там через три года умер на руках у друзей. Пожалуй, лучше всех рассказал о жизни и смерти писателя Ян Парандовский. Вот заключительные страницы из книги «Король жизни». Уайльд, тяжело больной, лежит в номере захудалой гостиницы. Ему помогают вызванный телеграммой из Англии старый друг Роберт Росс и романист Реджиналд Тернер. Когда Росс укоряет Уайльда в том, что он пьет коньяк: «Ты же знаешь, что для тебя это яд», — Уайльд отвечает: «А зачем мне жить, Робби?»

«Он уже не мог оторваться от мыслей о смерти, хотя непохоже было, чтобы он думал о ней со всей прямотой, размышлял о ней до последнего дня жизни, даже в утро последнего дня. Как-то он стал рассказывать сон, в котором он видел себя среди умерших, ел и пил, в их кругу.

— Уверен, — сказал Тернер, — что ты был жизнью и душой этого пира.

Когда в день Всех Святых Росс вернулся с кладбища Пер-Лашез, Уайльд спросил, выбрал ли он там место для него, и начал сочинять себе эпитафию.

— Робби, — улыбнулся он, — мне бы надо иметь большую гробницу из порфира, чтобы и ты там когда-нибудь почил. А как зазвучит труба Страшного суда, я перевернусь и шепну тебе на ухо: притворимся, Робби, будто мы не слышим.

Вдруг он помрачнел, стал жаловаться, что оставляет после себя долги, просил Росса уплатить хозяину отеля.

— Я умираю, как жил: не по средствам.

…Появилась надежда на выздоровление. Во всяком случае, пока что опасений не было. Росс собирался отвезти свою мать в Ниццу. Когда он пришел проститься, Оскар попросил Тернера и сиделку оставить их одних.

— Не уезжай, Робби, — умолял он, всхлипывая. — Ты не знаешь, как я болен. Я чувствую в себе смерть. Если уедешь, я больше никогда тебя не увижу.

Росс счел это нервным возбуждением, успокоил его как мог и оставил на попечении Тернера.

Две следующие недели все шло к лучшему. Внезапно 26 ноября Оскар лег в постель, жалуясь на большую слабость, — казалось, ему трудно говорить. Он был раздражен, бранил сиделку, прислугу, Тернера такими словами, каких никто никогда от него не слышал. Есть ничего не хотел, потом начал бредить то по-английски, то по-французски, пытался встать, вырывался, пришлось его уложить силой. Д-р Такер созвал консилиум. На вопрос Тернера он ответил почти резко, чтобы скрыть собственное волнение:

— Meningitis gummosa. [89] Гуммозный менингит.

…Росс не сразу поверил телеграммам Тернера. Когда же наконец приехал, лицо Уайльда было иссиня-бледным, дышал он тяжело, говорить не мог и только следил глазами за входящими. На вопрос Росса, слышит ли он его, понимает ли, Уайльд приподнял руку.

Росс привел священника. Случай был трудный, получить разрешение епископа уже не было времени, пришлось удовольствоваться свидетельством Росса, который принес клятву, что Уайльд уже много лет имел намерение принять католичество.

Отец Картберт Данн из ордена английских пассионистов еще колебался. Засунув руки в рукава рясы, он всматривался в движения пальцев, которыми больной отвечал на вопросы присутствующих. «Si es capax, si es dignus», [90] «Если ты способен, если ты достоин» — перебирал он в уме формулы условного отпущения. А на него смотрели расширенные, но спокойные глаза. Они скользнули по паллию, по фиолетовой епитрахили, вдоль рясы, до ног в сандалиях, монах не увидел в них ни тревоги, ни сопротивления, он принял безмолвный этот взгляд за согласие, щедро наполнил его знанием веры, раскаянием — всем, что нужно, дабы войти в лоно вселенской церкви.

…Вынув из подсвечника свечу, отец Дан вложил ее в руку Уайльда. Дрожавшие пальцы не могли ее удержать, несколько капель воска упало на одеяло… Священник прочитал символ веры, согласно булле Пия IV, а Росс, стоя на коленях, держал руку Оскара на Евангелии. Закончив, отец Данн с минуту прислушивался, точно ожидая ответа. Росс, не сводя глаз с друга, сказал:

— Так да поможет мне Бог.

— Misereatur tui omnipotens Deus, et dimissis pecatis tuis perducat te ad vitam aeternam. Amen. [91] Да смилуется над тобою всемогущий Господь и, простив грехи твои, поведет тебя в жизнь вечную. Аминь.

В глазах Оскара появилось вполне сознательное любопытство, руки соединились и пальцы переплелись как для молитвы. После чтения «Индульгенции» священник отпустил ему грехи и осенил благословляющим крестным знамением. Больной глубоко вздохнул, попробовал улыбнуться, но лицо его вдруг застыло, рот резко сомкнулся. Все отошли от кровати, пропустив к ней сиделку.

Причастие он не мог принять. Когда больной успокоился, отец Данн приложил к его губам распятие, окропил его святой водой, вселяя надежду псалма, гласящего, что станет он белее снега. Наконец, прочитав молитвы, монах открыл сосуд с миром и, погружая в него большой палец, помазал глаза, уши, ноздри, уста, ладони, ступни, дабы простились ему грехи, которые он совершал всеми пятью чувствами. После чего, шепча молитву, отер пальцы о вату, бросил ее в огонь камина и омыл руки в воде…