Ричард Роуан - Очерки секретной службы. Из истории разведки

Выступая одновременно в роли полицейского агента и «защитника угнетенных», шпиона и радикального заговорщика, он вместе с тем находил время и для доходной адвокатской практики. Есть данные о том, что за пять лет (1845–1850) Штибер обслужил не менее трех тысяч клиентов. Это была консервативная публика, которая больше всего ценит в специалистах возраст и опыт.

Основную часть его адвокатского портфеля составляли уголовные дела, и в защиту клиентов-уголовников он действительно вкладывал всю душу. Судя по числу его подзащитных, можно предположить, что Штибер был юрисконсультом едва ли не всего уголовного Берлина. Позднее, когда его успехи вызвали большую зависть и привлекли внимание, их тайна была разоблачена. Оказалось, что параллельно со своей адвокатской деятельностью Штибер ещё редактировал полицейский журнал. Эта должность — материальное выражение королевской благодарности — была использована Штибером для знакомства с данными, которые полиция собиралась предъявить в суде против какого-либо из его клиентов. Благодаря этому он никогда не оказывался застигнутым врасплох неожиданными свидетельскими показаниями и умел отвести их заранее подготовленными репликами и контрдоводами.

Разоблачение секрета его юридических успехов вызвало неслыханный скандал. Но дело кончилось ничем, ибо в Потсдаме на троне сидел Фридрих-Вильгельм, не забывший страха, пережитого им в дни народного восстания. В 1850 году Штибер был назначен полицейским комиссаром; должность эта настолько соответствовала его природным наклонностям, что он, не имея возможности предвидеть будущее с его головокружительными перспективами, был уверен, что теперь, к 32 годам, достиг вершины своих возможностей.

В следующем году он поехал в Англию, посетил там всемирную выставку и энергично следил за Марксом и радикальными группами немцев-эмигрантов, избиравших своим местопребыванием преимущественно Лондон. В донесениях начальству он жаловался, что британские власти не содействуют его планам преследования земляков. Потом Штибер решил, что начальство им недовольно, и перебрался в Париж, где под видом эмигранта был дружески принят в кругах радикалов и социалистов. Получив список их единомышленников, оставшихся в Германии, Штибер поспешил домой, предвкушая массовые аресты. Вскоре по его милости сотни немцев были вынуждены покинуть страну.

С тех пор прусский трон стал его алтарем, а милость восседавшего на этом троне — его божеством. Немудрено, что он был в восторге, когда сторонники Луи-Наполеона совершили в 1852 году государственный переворот и превратили Францию в империю. Возникла возможность уничтожить убежище радикалов — все французские центры революционной пропаганды, расположенные в столь неприятной близости к Германии.

Прошло пять лет после социальных потрясений 1848 года. Штибер и ему подобные могли провозгласить себя «спасителями немецкого народа». В сотрудничестве с Вермутом, полицейским чиновником в Ганновере, Штибер написал книгу, в которой описал свою борьбу с носителями и проповедниками марксистской идеологии.

Характерно, что он включил в книгу перечень лиц, сочувствующих социалистам или коммунистам, которые ещё остались на свободе. Ему хотелось, чтобы реакционные власти всего мира знали, кого надо остерегаться, чтобы они присоединились к нему и его тевтонским коллегам и отказали в праве убежища лицам, либеральные идеи которых были опаснее пушек.

Прошло ещё пять лет — и верный оруженосец абсолютизма получил награду: его уволили. Штибер мог подпирать трои короля, но не его разум. Фридрих-Вильгельм был все тем же неограниченным самодержцем, с той лишь разницей, что его периодическая невменяемость превратилась в постоянную. И когда прусского короля признали слабоумным, его сменил упрямый родственник — будущий император Вильгельм, который считал, что слабоумие его предшественника ни в чем не проявилось так сильно, как в передаче руководства полицией человеку вроде Штибера.

Когда все поняли, что регент Пруссии считает неутомимого «полицейрата» чиновником дрянным и бесполезным, для Штибера началась полоса серьезных неприятностей. При всей своей ловкости он никогда не был популярен ни в одном из лагерей, даже когда изображал общественного деятеля и оказывал бесплатные адвокатские услуги бедным и угнетенным. Он пытался выставить свою кандидатуру (конечно, как либерал) на выборах в ландтаг и с треском провалился. Теперь все враги, которых после тринадцати лет шпионской деятельности у него оказалось немало, объединили свои усилия и добились, чтобы его отдали под суд.

Штибер, припертый, наконец, к стене, не видел никакой возможности удержаться на каком-нибудь посту в государственном аппарате или в адвокатуре. И все же он недаром защищал в судах 3 000 людей сомнительной репутации: он изучил все уловки, необходимые для самооправдания. Протоколы показывают, что он справился и с выдвинутыми против него обвинениями, применив неожиданный тактический ход. На суде он утверждал, что провоцировал, шпионил и предавал, но делал это по прямому приказу бывшего короля. Не отрицая справедливости многочисленных предъявленных ему обвинений, он ссылался лишь на то, что не совершал ни одного из инкриминируемых ему деяний без ведома и санкции Фридрих-Вильгельма. Этим ходом он сбил своих противников с их позиций, ибо осуждение его было бы равносильно публичному осуждению моральных качеств жалкого представителя царствующей династии, заключенного в закрытую лечебницу. В результате этого маневра Штибер хотя и был уволен со службы, зато оправдал по суду.

Учитывая его позднейшую руководящую роль в развитии военного шпионажа, контршпионажа и техники секретной службы, интересно проследить, как он провел годы своих вынужденных каникул (1858–1863), когда регент Пруссии обрек его на жизнь частного лица. Штибер и в эти годы не сидел без дела, а приступил к реорганизации секретной полицейской службы русского царя. В свое время он безболезненно ликвидировал скандал, в котором была замешана жена русского атташе в Берлине. Об этом его умении действовать в обстоятельствах, требующих особой деликатности, вспомнили в России как раз тогда, когда он подыскивал службу за границей. Штибер не остался в Петербурге, но получил предложение разработать систему, которая дала бы возможность царским агентам выслеживать и арестовывать преступников, бежавших из России. Ему назначили жалование и выдали крупную сумму на расходы по слежке за уголовными и главным образом политическими преступниками и вообще всеми, находившимися в оппозиции к царскому правительству.

Следовательно, именно Штибер фактически создал систему зарубежной слежки, которая существовала до 1917 года как иностранный отдел российской охранки.