Джеффри Бурдс - Советская агентура: очерки истории СССР в послевоенные годы (1944-1948)

Рис. 1. Преступность в СССР, 1940–1955 гг.

Источник: ГАРФ. Ф. Р-7523. Оп. 89. Д. 4408. Л. 10, 110–111; Д. 7494. Л. 82–84.

Но можно предложить и другой ответ на эту загадку. Даже если усредненные показатели советской статистики за послевоенный период (между прочим, весьма спорные) указывают на сокращение числа преступлений по сравнению с довоенным периодом, некоторые категории уголовных преступлений обнаруживают тенденцию к стремительному росту. В сущности, именно этого и следовало ожидать, опираясь на фундаментальные исследования послевоенной преступности в различных странах. Американские социологи Дейн Арчер и Розмари Гартнер обратились к сравнительному анализу статистических данных об уголовных преступлениях и убийствах в 110 странах за период с 1900 г., собранных в Comparative Crime Data File. Они обнаружили ярко выраженную корреляцию между войнами и быстрым ростом насильственных преступлений, характерную как для победивших, так и побежденных стран [7] D. Archer, R. Gartner. Violence and Crime in Cross-National Perspective . New Haven, 1984–1987. , и пришли к выводу, что пережитая война приводит к росту насилия в любом обществе и усугубляет в людях наклонность к совершению преступлений с применением насилия.

Скрупулезный анализ советской послевоенной статистики в значительной степени позволяет детализировать это представление. При более внимательном изучении данных об уголовных преступлениях (см. рис. 2) хорошо заметен всплеск насилия, захлестнувшего Советский Союз и Восточную Европу после Второй мировой войны. График, составленный на основе ранее совершенно секретных данных, сохранившихся в делах Верховного Совета в Государственном архиве Российской Федерации, позволяет проследить рост бандитизма [8] Советские официальные документы различали понятия «бандитизм» и «политбандитизм». Под последним понимались вооруженные выступления банд против советской власти. Однако до 1947 г. власти явно испытывали затруднения в разграничении различных форм бандитизма, грабежей и разбоя. . Приведенные данные хорошо показывают борьбу органов власти за наведение порядка на советской земле во время и после Второй мировой войны. Судя по этой прежде недоступной уголовной статистике, численность проявлений социального бандитизма увеличилась с 1940 по 1947 гг. на 547 %. За тот же период число грабежей и разбойных нападений выросло на 236 % [9] Рассекреченные документы Верховного Совета СССР. См.: ГАРФ. Ф. Р-7523. Оп. 89. Д. 4408. Данные о преступности и вынесенных приговорах в СССР за период с 1937 по 1956 гг. «Сводка статистических данных о преступниках, приговоренных государственными судебными органами за период с 1940 г. по июнь 1955 г.». Л. 2–3. . Наибольший рост числа этих преступлений, как можно убедиться, приходится на 1944–1947 гг. Очевидно, что крушение социального порядка на советской и восточно-европейской территории в тот период было одним из главных вызовов, брошенных послевоенной сталинской системе. Хотя эта территория была освобождена от вражеских армий к концу 1944 г., война против Гитлера скоро превратилась в послевоенную борьбу за восстановление советской государственной власти и нормализацию гражданской жизни.

Рис. 2. Социальный бандитизм и вооруженные ограбления в СССР в 1940–1957 гг.

Источник: ГАРФ. Ф. Р-7223. Оп. 89 Д. 4408. Л. 2–3, 10

Нигде этот вызов социальной стабильности не был столь заметен, как на западных границах СССР. В 1946 г., когда бандитизм достиг апогея, наблюдалась явная корреляция между частотой его проявлений и их распределением по различным регионам Советского Союза. Несмотря на то, что уголовный бандитизм был распространенным явлением повсюду в стране, 61 % всех случаев приходился на западные приграничные районы — Украину, Литву, Латвию, Эстонию и Белоруссию. Особенно высокой концентрацией бандитизма и грабежей отличалась территория к западу от линии Керзона, которая была аннексирована Советским Союзом в 1939–1940 гг., причем наибольшая активность бандитов проявлялась на Западной Украине и в Литве.

Источник : ГАРФ, Ф. Р- 7523. Оп. 89. Д. 44 08. Л. 10.

Два фактора объясняют концентрацию бандитизма на западных границах СССР. Во-первых, высокий уровень бандитизма прямо ассоциировался с регионами, длительное время находившимися под германским контролем в годы войны, где “бандиты пользовались изменениями обстановки на фронте, чтобы грабить и вырезать население в неспокойное время… Немцы обычно оставляли их в покое, если сами не подвергались нападениям с их стороны, а это бывало довольно редко” [10] Данные польской разведки. См.: National Archives, College Park, Maryland (NARA). RG226. Records of the Office of Strategic Services, Research and Analysis Branch Division. Intelligence Reports (“XL”Series, 1941–1946). XL. 48988. Датировано 30 октября 1944 г. Рассекречено под номером NND947020. Основная информация советских источников о бандитских группах военного времени содержатся в совершенно секретном докладе начальника ГУББ А. Леонтьева заместителю руководителя НКВД Круглову, датированном 30 августа 1944 г. См.: ГАРФ. Ф.Р-9478. Главное управление по борьбе с бандитизмом МВД СССР (ГУББ МВД/НКВД СССР, 1938-1950-е гг.). Оп. 1. Д. 63. Л.1-197. . Советские данные явно подтверждают мнение Омера Бартова о том, что такие серьезные уголовные преступления как убийства, изнасилования, грабежи и воровство были необычайно частым явлением на оккупированных немцами восточных территориях [11] O. Bartov. The Eastern Front, 1941–1945: German Troops and and Barbarization of Warfare. London, 1985; Idem. Hitler’s Army. New York, 1992. P. 68–70; T. Anderson. The Conduct of Reprisal by the German of Occupation in the Southern USSR, 1941–1943. Ph. D. Dissertation. University of Chicago, 1994. P. 176; O. Zarubinskiy. Collaboration of the Population in Occupied Ukranian Territory: Some Aspects of the Overall Picture // The Journal of Slavic Military Studies . 1997. Vol. 10. № 2. P. 138–152. . Но значительное число преступлений, совершавшихся во время немецкой оккупации, кажется пустяком по сравнению с тем беспорядком, хаосом и опустошением, которые сопровождали отступление немцев. Германская тактика “выжженной земли”, как и предшествовавшая ей советская, привели к полной деградации оккупированных зон. При отступлении немцы взрывали постройки, разрушали дороги и мосты, что приводило к полной разрухе и социальному коллапсу. Уже 24 декабря 1941 г., когда германские войска отступили после поражения под Москвой, был издан приказ о разрушении деревень: “Все стога сена и соломы, пищевые продукты и т. п. должны быть сожжены. Все печи в домах должны быть разрушены ручными гранатами, чтобы сделать их использование невозможным” [12] Цит. по: W. Moskoff. The Bread of Affliction: The Food Supply in the USSR During World War II . Cambridge, 1990. P.46. Описание разрушений см.: A. Nove. An Economic History of the USSR . N.Y., 1989–1991. P. 276–311. . Лишения порождали естественный вопрос — как выжить? Логика его решения, совершенно очевидно, подталкивала людей к тому, чтобы встать на путь преступлений в послевоенные годы [13] См. дискуссию в сборнике: The Impact of World War II on the Soviet Union . Ed. by S. J. Linz. N.Y., 1985. Прежде всего см. статьи: Sh. Fitzpatrick. Postwar Soviet Society: the «Return to Normalcy», 1945–1953 // Ibid. P. 129–156; J. R. Millar. Conclusion: Impact and Aftermath of World War II // Ibid. P. 283–291. . Драматическая эскалация уголовной преступности с 1946 по 1947 гг. напрямую связана с демобилизацией Красной Армии, когда уставшие от войны солдаты возвращались домой к родным, пострадавшим, наверное, не меньше, чем все воюющие армии вместе взятые [14] После продолжительного обсуждения ученые пришли к согласию, что общие потери СССР за годы войны оцениваются примерно в 27 млн. человек. Только безвозвратные потери Красной Армии по данным, приведенным Г. Ф. Кривошеевым, составили 8,7 млн. человек. Общее число погибших во время гитлеровской оккупации мирных граждан оценивается в 13,7 млн. человек, в том числе преднамеренно было истреблено гитлеровцами на оккупированной территории 7,4 млн человек. См.: Людские потери СССР в период Второй мировой войны. СПб., 1995, С.75, 125, 127. .