Йохен Ланг - Протоколы Эйхмана.Записи допросов в Израиле

ЛЕСС. Вы, разумеется, разъясняли ответственным за еврейский вопрос за границей - в оккупированных областях - цели этой эвакуации?

ЭЙХМАН Да, я им говорил, я им это говорил, если они меня спрашивали, почему так делается. Я тогда тоже не лгал. Я человек, который не может лгать. Позвольте мне продолжать. Когда во время моей деятельности в Будапеште ко мне часто приходил д-р Кастнер, представитель евреев Венгрии, он однажды сказал: "Оберштурмбаннфюрер, остановите машину уничтожения в Освенциме, в Освенциме!" Я тогда сказал ему: "Г-н доктор Кастнер, я не могу ее остановить, потому что не я ее запустил. Это может сделать только рейхсфюрер". А он опять говорит: "Остановите машину уничтожения". Я ему: "Господин Кастнер, я не могу, я не могу, я не могу, я знаю. Я знаю этих людей, я ничего не могу, я... я... это не моя задача, у меня нет прав. Это все равно, что просить вас - остановите. Остановите ее вы, я этого не могу сделать, я слишком маленький человек для этого, у меня нет, у меня нет такой возможности. Они мне никак не подчинены. Машина уничтожения, - сказал я ему, - подчинена Главному управлению делами и хозяйством, группенфюреру Полю" Так я сказал д-ру Кастнеру в Будапеште.

ЛЕСС. Так.

ЭЙХМАН. Я ему так сказал. Наверное, он об этом сообщил. Конечно! Ведь не говорил же ему до этого никто, кому подчиняется управленческая машина… машина уничтожения, и я полагаю - он обязательно должен был об этом рассказать. Я бы на его месте немедленно передал это дальше, ведь это... это была новость. Потому что - вот человек, которому все подчинено. Так это было - концлагеря подчинялись ему. Рейхсфюрер, т.е. Гиммлер... вот опять я с этой старой песней - "рейхсфюрер", а она мне уже давным-давно противна. Уже много лет язык не поворачивался произнести это слово... Гиммлер отдал такой приказ начальнику Главного управления делами и хозяйством, которому подчинялись концлагеря, это был Поль. Ему они подчинялись. А Гейдриху не подчинялись. И Гейдрих не мог бы остановить их, господин капитан, даже он не смог бы. И уж никак не Мюллер. Приказ получил Поль, и я сказал это д-ру Кастнеру. Я уверен, это был 1944 год, летнее время, и я уверен, что д-р Кастнер, конечно, доложил об этом своему руководству. И я не... я ведь не сомневался, говорить ли ему - а зачем скрывать? Ведь люди знали об этом. Не имена, естественно, это понятно, но раз и меня подозревали, я должен был сказать, и я сказал. Я во многом виноват, я знаю, господин капитан. Но к убийству евреев я не имел никакого отношения. Я никогда не убивал ни одного еврея, но я не убил и ни одного нееврея - я вообще не убил ни одного человека. И я никогда не давал приказа убить еврея или приказа убить нееврея, этого тоже не было.

ЛЕСС. В английском издании книги Рудольфа Гёсса, коменданта лагеря Освенцим, есть кое-что о вас, чего нет в немецком издании. Я перевел это место для вас и читаю вам: "Я познакомился с Эйхманом после того, как получил приказы рейхсфюрера СС об истреблении евреев; это он посетил меня в Освенциме, чтобы обсудить со мной все детали процесса уничтожения. Эйхман был живой, активный человек лет тридцати с чем-то, всегда полон энергии. Он постоянно измышлял новые планы, всегда был в поиске новшеств и улучшений. Он не знал покоя. Он был одержим еврейским вопросом и приказом о его окончательном решении. Он должен был постоянно докладывать рейхсфюреру СС, непосредственно, устно, о подготовке и проведении отдельных мероприятий. Эйхман был полностью убежден в том, что если ему удастся уничтожить биологическую базу евреев на Востоке путем их полного истребления, то еврейство в целом уже никогда не оправится от этого удара". Хотите высказаться об этом?

ЭЙХМАН. В принципе я все это отрицаю как неправду. Полную неправду. На мне много вины, я это знаю, господин капитан. Но к убийству евреев я не имел никакого отношения. Я никогда не убил ни одного еврея. И я никогда не давал приказа убить еврея. И я знаю, что никто не может предъявить документ, в котором мне... о том, что я совершил такое. Я этого не делал. Может быть, это и дает мне какое-то внутреннее спокойствие. Я виноват потому... в том, что содействовал эвакуации. За это я готов отвечать. Внутренним оправданием для меня - я сказал бы, успокоительной таблеткой, было вот что: ну да, ведь огромные контингенты эвакуируемых используются на работах, к тому же установлен возрастной предел. Что потом все пошло прахом, что эвакуированных тут же хватали и... за это я не отвечал. Я не отвечал за детали... непосредственно при эвакуации, а только за выполнение приказов сверху - чтобы эвакуация происходила. И директивы на ее проведение я тоже должен был составлять, потому что так приказал мне рейхсфюрер. Например, он сказал: "Никто не имеет права брать с собой больше, чем в свое время немцы, которых изгоняли французы". Он имел в виду - после Первой мировой войны из Эльзас-Лотарингии, или потом из Рейнской области и Рура. Мне пришлось узнавать сначала - тогда разрешалось 50 килограммов багажа.

ЛЕТОПИСЕЦ. Ссылаясь на мероприятия союзников, в первую очередь французов при оккупации ими Рейнской области и Рура в годы после Первой мировой войны, Гиммлер явно передергивает - ведь обстоятельства были разными. Высланные немцы оказывали, пусть по призыву своего правительства, пассивное сопротивление распоряжениям оккупационной власти; их не депортировали в чужую страну, их не арестовывали и не посылали на принудительные работы. Они могли быть уверены в том, что им немедленно окажут помощь в Германии.

ЛЕСС. В протоколе одного из совещаний в Главном управлении имперской безопасности говорится: вместимость поездов всего 700 человек, евреев же надлежит сажать по 1.000. Разве не совершенно ясно, что лично вы приказали загонять 1.000 евреев вместо 700 в каждый эшелон, идущий в лагеря уничтожения, посылать людей на смерть?

ЭЙХМАН. Господин капитан, ясно, что я за это отвечаю, но сам я этих цифр не называл, это мой офицер, отвечавший за транспорт, гауптштурмфюрер Новак.

ЛЕСС. Вы все время пытаетесь убедить меня, что в рейхе были гауляйтеры, которые настаивали на скорейшем вывозе евреев из своих областей. Читаю из протокола одного из заседаний: "Об эвакуации надлежит сообщать гауляйтерам и, соответственно, крайсляйтерам, окружным руководителям, поскольку от многих гауляйтеров поступали жалобы на то, что их не ставили в известность о такого рода важных мероприятиях".

ЭЙХМАН. Разумеется, при таком огромном числе мероприятий местные учреждения, проводившие эвакуацию, не всегда придерживались директив. Но никогда наш отдел сам не отдавал таких команд - стоп, здесь у вас, допустим, в Рейнланд-Вестфалии, сидят еще... 2.000 или 5.000 евреев, тащите-ка их, и притом немедленно. Это не было задачей отдела IV В 4. Никогда мы этого в такой форме не делали, на нас и без того было столько нагружено рейхсфюрером и через шефа полиции безопасности, что отдел был рад, если кое-как удавалось получить транспортные средства в нужном объеме, распределить их по времени, согласовать расписание с министерством путей сообщения. Нам, отделу, вот уж незачем было думать о лишней работе. Мы были завалены ею по уши.