Пётр Капица - Письма о науке. 1930—1980

Что нам делать? Конечно, детально весь путь трудно указать, его покажет нашей партии сама жизнь, как и всюду, где новые методы социалистического хозяйства вводились в жизнь. Но основное направление, мне кажется, должно быть такое. Начать развитие паших творческих сил с промышленности и техники, а не с науки, как у нас сейчас, мне кажется, пытаются делать. Творческие запросы техники к науке неизбежно поднимут ее само собой. Чтобы поднять творческий элемент в технике, конечно, надо идти на непроизводительные расходы, но их нечего бояться. Например, знаменитая и самая передовая в мире оптическая фирма Цейс в Германии так распределяет свои доходы:

1/3 — прибыль, 1/3 — капиталовложения, 1/3 — исследовательские расходы. Мне кажется, не будет преувеличением [предположить], что со временем и нам придется тратить 1/3 наших государственных доходов на творчество.

Чтобы создать творческий дух в нашей промышленности, кроме всевозможных поощрительных мер, надо также стремиться поднять мелкое машиностроение и индивидуальное производство машин. Этого у нас нет. Сделать небольшую опытную машину у нас негде, а всякая новая машина рождается, как [п] человек, маленькой, а потом растет. Так было с аэропланом, мотором, дизелем, турбиной, динамо-[машиной] и пр. У нас новую машину рожать негде. Небольшие заводы, например, изготовляющие несколько сотен автомобилей в год, являются всегда наиболее прогрессивными, так как на малом количестве машин легче вводить новшества.

Наконец, нельзя отрицать творческого элемента личности в творческой технике. Она играет такую же роль, как в литературе, музыке, искусстве.

Капиталистическая промышленность это хорошо учитывает. Например, это было лет 6—7 тому назад, химик Шеппард работал в Англии в одной фотографической фирме, сделал крупные научные работы. Его пригласил к себе «Кодак» в Америку. Шеппард любил свой завод в Англии и не хотел ни за какие деньги с ним расстаться. Тогда «Кодак» купил все акции завода, закрыл его, и Шеппарду ничего не оставалось, как переехать в Америку. Купить Шеппарда стоило «Кодаку», наверное, не меньше миллиона долларов, хотя сам Шеппард и не получил из них ни копейки. <...>

Итак, вот отчет моей работы. Мне кажется, я работал как вол и говорил вовсю. Но часто мне начинает казаться, что я представляю из себя Дон Кихота с ветряной мельницей. Может, то, что я хочу, идет вразрез со стихийными силами, и я, со всеми своими письмами, записками, буду причислен к бессмертному классу Дон Кихотов. Большинство моих записок остаются безответными, и за год, по существу, все осталось по-прежнему. Так неужели же, тов. Сталин, социализм не кроет в себе тех организационных моментов, которые необходимы, чтобы создать в Союзе условия, которые дадут нам возможность стать на самостоятельные йоги в культурно-техническом и научном творчестве? Я не верю в это. Мы должны это изменить. Но как это сделать? Конечно, инициатива должна идти от нас, ученых. Пускай другой раз я не прав, ошибался или [был] неприятно резок. <...> Но мне кажется, что это лучше, чем сидеть и ждать. Неужели я не прав, вмешиваясь во все дела, касающиеся науки в Союзе? Так почему же тогда мне возвращают мои письма с надписью «за ненадобностью» [72], не отвечают на мои записки и письма?..

Многоуважаемый Валерий Иванович,

Меня тут в Ленинграде очень взволновало известие, что вчера арестовали физика В. А. Фока. Я его считаю нашим самым способным физиком-теоретиком, ого работы по приближенным методам интегрирования волновых уравнений современной электродинамики считаются классическими, их знают сейчас всюду, они вошли в курсы. Он еще молод (38 лет). Это совсем оторванный от жизни человек благодаря своей почти полной глухоте. Вся его жизнь в упорной работе над научными проблемами. Я не могу себе представить, что такой человек мог совершить крупное преступление. Тут, должно быть, ошибка.

Говорят, его привлекли в связи с каким-то крупным вредительством, получившимся в результате недобросовестно проведенной геологической электроразведки. Фок дал какие-то теоретические формулы. Конечно, возможно, что люди их неправильно использовали, но мне кажется совсем невероятным, чтобы Фок намеренно дал неправильную теорию. Не потому, что это очень легко установить, а потому, что Фок чересчур крупный ученый, чтобы это делать. Видите ли, это как большой музыкант, он не может фальшивить, т. к. первым делом это будет резать слух и терзать его собственные уши. Эти все соображения заставляют меня заключить, что 99 из 100, что это ошибка — с арестом Фока. А если это так, то это вызовет целый ряд самых грустных последствий для советской науки. Это еще больше отдалит нашу научную среду от социалистического строительства, может и подорвать работоспособность Фока и вызовет нехорошую реакцию у наших и западных ученых.

Говорят, кроме Фока, еще несколько месяцев тому назад было арестовано по этому же делу очень много ученых-теоретиков. Так их много арестовано, что в университете даже некому на физико-математическом факультете некоторые курсы читать. Этих людей я почти никого не знаю, и ни один из этих ученых не такого порядка, как Фок, поэтому я не могу так определенно чувствовать, как в его случае. Хотелось бы надеяться, что следствие НКВД покажет, что большинство из них непричастны к каким-либо злодействам, но и тогда у всех неправильно привлеченных останется тяжелый осадок. Это все мешает тому, чтобы наши ученые были бы, как Вы говорите, «завоеваны». А если они окажутся виноваты? Это еще хуже, ведь их столько, что их нельзя назвать уже «преступниками», а они должны называться «врагами». Большинство из них еще молоды. А это значит, что за 20 лет Советская власть не сумела завоевать на свою сторону ученых и не только не сумела их оставить с нейтральным настроением, но даже обернула их против себя.

Я боюсь, что я становлюсь маниаком идеи, о которой я столько говорил и писал Вам. Чтобы «завоевать» ученых, надо их поставить в такие условия, чтобы им у нас в Союзе явно во всех отношениях было лучше, чем в капиталистических странах. Когда это будет сделано, а я верю, что так должно случиться, тогда даже ни у кого и мысли не появится, что ученые смогут делать намеренные ошибки с вредительскими целями.

Так почему же смело и энергично за это не взяться? Ведь это гораздо более простая задача, чем те, которые уже удалось разрешить большевикам. Для этого только надо три вещи. Первое — отсеять из ученой среды мусор (улучшить кадры). Второе — создать хорошее научное хозяйство. Третье — здоровую научную общественность.

Я очень сильно переживаю арест Фока. Меня разбирает страх, что это грубый, недостаточно продуманный акт. Он может принести большой вред нашей науке. Я так волнуюсь, что написал, правда, очень кратко, тов. Сталину об Фоке [74]. Иначе я буду чувствовать, что я не сделал все, что могу, чтобы предотвратить, как мне кажется, большую ошибку. Сердитесь на меня как хотите, но я иначе не мог поступить.