Артур Конан Дойл - За волшебной дверью

Или еще: „И тогда мы семеро в ужасе вскочили с мест и стояли, дрожа и трепеща, ибо звуки ее голоса были не звуками голоса какого-либо одного существа, но звуками голосов бесчисленных существ, и, переливаясь из слога в слог, сумрачно поразили наш слух отлично памятные и знакомые нам голоса многих тысяч ушедших друзей“ [7] Эдгар По. Полное собрание рассказов. М., Наука, 1970, с. 128. . Разве нет здесь сурового величия? Ни один человек не изобретает свой стиль. Он всегда является следствием какого-либо влияния, или, что более часто, компромиссом между несколькими влияниями. Но влияния, которые испытывал Эдгар По, я проследить не могу.

Я заметил, если вспоминать мои беспорядочные высказывания, что вторым историческим романом нашего века считаю „Айвенго“. Однако осмелюсь сказать, многие первое место отдали бы „Генри Эсмонду“. Таких людей я вполне понимаю, хотя и не согласен с ними. Я сознаю красоту стиля этого романа, логичность изображения действующих в нем характеров, абсолютно точно воспроизведенную атмосферу эпохи королевы Анны. Еще никогда исторический роман не создавался человеком, столь прекрасно знающим те времена. Но как бы ни велики оказались подобные достоинства, в романе они не столь важны. Основу романа составляет интерес, хотя еще Аддисон язвительно отметил, что истинная суть заключается в том, чтобы кондитер никогда не испытывал бы недостатка в бумаге. А роман „Генри Эсмонд“, по моему мнению, особенно интересен там, где описана кампания в Южной Шотландии; когда на сцену выступает герцог Мальборо, наш герой макиавеллевского типа; а также когда лорд Мохэн являет читателю свой зловещий лик. Однако в романе встречаются большие отрывки, которые читаются с трудом. В выдающемся романе действие всегда должно развиваться непрерывно и никогда не топтаться на месте. В „Айвенго“ действие нигде не прерывается ни на мгновение, и именно в этом заключается его преимущество как романа по сравнению с „Генри Эсмон-дом“, хотя как литературное произведение, я полагаю, последнее творение более совершенное.

Если бы я обладал тремя голосами, то все их отдал бы лишь роману Рида „Монастырь и очаг“ — не только как величайшему английскому историческому роману, но и как английскому величайшему роману вообще. Мне думается, я могу утверждать, что прочитал большую часть самых известных иностранных романов XIX века. Из них (я говорю лишь о себе и о прочитанном мной) на меня более всего произвели впечатление именно эта книга Рида, а также „Война и мир“ Толстого. Они представляются мне вершинами художественной литературы нашего века. Между ними есть определенное сходство — чувство пространства, количество действующих лиц, манера, благодаря которой они выступают на сцену и покидают ее. Англичанин более романтичен. Русский более реалистичен и серьезен. Но оба они великие писатели.

Рид — одна из наиболее озадачивающих фигур в нашей литературе. Никогда еще у нас не было писателя, определить место которого в ней являлось бы делом более трудным. Его лучшие творения — это лучшее, что у нас есть. Худшие же — ниже уровня тех пошлых пьес, которые идут на окраине Лондона в Суррее. Но и в его лучших произведениях встречаются слабые места, а в худших — удачные. В ситцевое полотно у Рида всегда вплетены шелковые нити, и наоборот. Однако человек, несмотря на все свои недостатки написавший романы „Никогда не поздно исправиться“, „Тяжелые деньги“, „Фальши-вая игра“, „Гриффит Гонт“, кроме того замечательного романа, о котором я уже говорил, всегда должен быть в первом ряду наших романистов.

Хорошо, что Волшебная дверь закрыта за нами. По другую ее сторону остался мир с его тревогами, надеждами и страхами, неприятностями и страданиями, честолюбивыми помыслами и разочарованиями. Но здесь, в этой комнате, когда вы, откинувшись на спинку зеленого диванчика, обозреваете длинные ряды ваших молчаливых и умиротворяющих друзей, здесь в обществе великих ушедших от нас вы находите только душевный покой и отдохновение. Учитесь любить их, учитесь восхищаться ими! Знайте цену их дружескому общению с вами! Иначе величайшее утешение и исцеление, дарованное Богом человеку, не осенит вас своей благодатью. Здесь, за Волшебной дверью, вы найдете успокоение, здесь вы можете забыть прошлое, радоваться настоящему и готовить себя к будущему.

Тому, кто сидит передо мной на зеленом диванчике, уже знакома верхняя полка…

Но здесь есть еще и вторая полка с книгами, и третья. Все эти книги одинаково дороги мне, все в одинаковой мере взывают к моим чувствам и моей памяти. Наберитесь елико возможно терпения, пока я буду рассказывать о моих старых друзьях, о том, за что я люблю их, и о том, как много значили они для меня в прошлом. Любая книга, взятая с этих полок, затрагивает в моей душе чувствительную струну, не очень громкую, без сомнения, но все же сокровенную и неотъемлемую часть моего сегодняшнего „я“. Наследственные импульсы, личный опыт, книги — три фактора, влияющих на становление человека. Вот какова роль книг.

Второй ряд, как вы видите, состоит из романов писателей XVIII века или тех из них, кого я считаю выдающимися. Прежде всего если мы отставим в сторону кое-какие книги, например „Тристрама Шенди“ Стерна, „Векфильд-ского священника“ Гольдсмита и „Эвелину“ мисс Берни, то перед нами предстанут лишь три достойных писателя. Каждый из них в свою очередь написал только три книги. Но это первоклассные произведения. Поэтому тот, кто действительно осознал, какое мастерство заключено в этих девяти книгах, может считать себя весьма сведущим в самой значимой и отличительной области английской литературы. Эти три писателя, безусловно, Филдинг, Ричардсон и Смоллетт. Ричардсон написал романы „Кларисса“, „Памела“, „Чарльз Грандисон“; Филдинг — „Том Джонс“, „Джозеф Эндрюс“, „Амелия“; Смоллетт — „Перегрин Пикль“, „Гемфри Клинкер“, „Родерик Рэндом“. Вне всякого сомнения, это замечательные произведения трех великих современников, представивших нам жизнь середины XVIII столетия, и всего лишь в девяти книгах. Поэтому давайте поговорим об этих книгах и посмотрим, можно ли после промежутка в 150 лет увидеть и хоть немного пролить свет на сравнимые цели создателей этих произведений, а также выяснить, насколько эти цели оправданы непреходящей ценностью их трудов.

Небольшого роста толстяк-книготорговец из Сити, остряк-повеса благородных кровей, грубоватый корабельный хирург-шотландец — вот три удивительных бессмертных творца произведений, которых мы должны теперь сравнить, три писателя, стоявших во главе английской литературы своего времени. Им мы обязаны тем, что жизнь и человеческие характеры прошедшего века хорошо знакомы и нам, пятому поколению людей, живущих после них.