Марат Каландаров - Виза в пучину

— Инга, познакомься, — улыбнулся сержант, — это твой земляк, лейтенант Стенмарк из Швеции.

Томас вытянулся и галантно склонил голову.

— Очень приятно, — нервозно произнесла она на ломаном английском языке. — Я из Амстердама.

Она хотела еще что-то сказать, но внезапно опустила глаза, быстро прошла к столику у окна, достала сигарету и жадно закурила.

— Как она оказалась в этих краях? — шепотом спросил Томас у сержанта.

— Года три назад у нас проходил практику молодой офицер, кажется, из Норвегии. Инга приехала к нему. Они были счастливы. Поговаривали, что вот-вот обвенчаются. Но жизнь распорядилась по-иному: во время тренировочных погружений в районе подводных пещер он утонул… Инга оказалась без средств существования… Так она застряла в этой глуши, пристрастилась к алкоголю и присоединилась к тем женщинам, которые искали счастье у военной базы в надежде не только подзаработать своим телом, но и, при случае, затащить то ли офицера, а на худой конец капрала, к алтарю. Красивая женщина, — вздохнул Пак, — и мне ее жалко.

— Кто красивая? — поинтересовалась пассия капитана и властно добавила. — Я тут самая красивая!

— Ты права, Глэдис, — стушевался сержант. Она лукаво посмотрела на лейтенанта. Это была весьма развитая физически и весьма близко знакомая с радостями жизни молодая девица, с вздернутым носом и смазливым личиком — избалованная дочь зажиточных сельчан, в жилах которых течет мексиканская кровь. Для такой секс — двигательная сила жизни, и ночь, проведенная без мужчины, — неуютна и пуста. Сейчас она все чаще и чаще стреляла глазами в сторону симпатичного блондина, который впервые появился в этих краях. Капитан перехватил ее плотоядный взгляд и, усмехнувшись, спросил на мексиканском языке:

— Глэдис, тебе нравится мой подчиненный?

— Он ничего, — не смущаясь, пропела она.

— Лейтенант, — с кривой улыбкой перешел на английский Нортон. — Хочешь эту тигрицу в постель затащить? Дарю…

Швед вытаращил глаза, покраснел и невнятно выдавил:

— Спасибо, капитан. Но… Его смущенный лепет прервала Лора:

— Уж нет, господа! Каждому свое! — Она повернулась к Нортону и бросила на своем языке: — Забавляйся дальше со своей пассией, а блондина оставь мне.

— А как же мой сержант?

— Китаец подождет до следующего раза.

— Откажи тебе в просьбе, Лора, так ты глаза выцарапаешь! — Губы капитана искривились в ехидной улыбке. — Бери чужестранца.

О чем они говорили, Томас не понимал.

— Может, ты переведешь? — обратился он к Паку. Тот пожал плечами:

— Я не знаю мексиканского языка.

Бармен, невзирая на свою тучность, быстро и ловко сервировал столы.

— Все, господа, прошу, — проговорил он на хорошем английском, — сейчас вам подадут холодные закуски…

Он профессионально разлил спиртное, кивнул головой и удалился. Капитан, приподняв рюмку, торжественно произнес:

— В зеркале отражается тело, в вине — душа. Так утверждал Эсхил.

— Это тот генерал с тухлыми яйцами, — проворковала Глэдис, — который приезжал сюда на прошлой неделе? Он замучил меня, заставляя привести в действие кусочек теста между ног.

— Эсхил не дожил до генерала, — прервал ее Нортон.

— Он что, внезапно скончался?

— Какая разница, — воскликнула подруга Пака. — Давайте, наконец, выпьем и приступим к трапезе.

— Тем более, времени у нас не так уж много, — капитан взглянул на часы.

— Вот-вот! — не унималась Глэдис. — Потрахаться вдоволь не успеем. Военные, как собаки, все делают быстро.

— Быстро, но не качественно, — резюмировала Лора, и одарила шведа таинственным взглядом…

— Какая тебе разница, — недовольно заметил Нортон. — Главное, мы щедро платим вам за работу.

В разговоре возникла пауза, заполненная стуком ножей и вилок и звуками мексиканской речи. Томас все чаще и чаще поглядывал на европейку. Она почти ничего не ела, все время курила и молчала, демонстрируя полную апатию ко всему. Пепельные волосы ее были пышными и красивыми, под которыми блестели серые, будто вылинявшие на мексиканском солнце глаза, ровные зубы, правильные черты лица. Приглядываясь к ней, Томас поймал себя на мысли, что эта странная девушка нравится ему. Она безучастно сидела, откинувшись на спинку стула, будто вот-вот погрузится в дрему.

— Господа, — командирским тоном проговорил Нортон, — в нашем распоряжении два часа времени. Займемся делами!

Он встал, кивнул Глэдис, и бармен услужливо протянул три ключа.

— Номера вас ждут, господа военные. Нортон взял под руку свою пассию и пошел к лестнице, ведущей к апартаментам. Пак последовал за ним, волоча непослушную Лору, которая стреляла глазами в лейтенанта.

Томас напряженно смотрел на Ингу, которая по-прежнему молчала, апатично опустив глаза, как бы разглядывая свои ноги. Томасу казалось, что в этой корчме присутствовало лишь ее тело, а дух витал где-то далеко. Переборов стыдливые чувства, он взял ключ от номера и натянуто произнес:

— Пойдемте, Инга? Она молча поднялась и направилась к лестнице, как бы выполняя приказ. Едва закрылась дверь тесноватого номера, девушка каким-то тусклым и усталым голосом проговорила:

— Если бы вы знали, как муторно у меня на душе.

— Я вас не принуждаю, — растерянно произнес лейтенант. — Мы можем не ложиться…

— Не в этом дело, — раздраженно прервала она, — дело в другом…

Она умолкла, сделала шаг в его сторону и произнесла тихо и настойчиво:

— Вы мне нравитесь. Я готова на все, но…

— Так в чем же дело?

— В дозе, — в ее голосе слышались истерические нотки. — Я испытываю страшные муки. Только этого вам не понять! Помогите мне?!

— Как? Где я достану наркотики?

— Вам не надо впутываться в это дело. Я сама куплю дозу у бармена, если… вы мне дадите деньги…

— Если у вас плохое психическое состояние, давайте будем лечить, — тихо произнес Томас, торопливо достал портмоне, вытащил стодолларовую купюру и протяну спутнице.

— Спасибо, — прохрипела она и исчезла за дверью.

Он остался один и не мог подавить в себе чувство неловкости, почти стыда, что переступил рамки приличия и закона. Инга вскоре вернулась, бережно неся спасительную ампулу.

— Спасибо, спасибо, — лепетала она, наполняя шприц. — Вы меня выручили…

Девушка привычным жестом воткнула иглу себе в руку. Потом села на стул и, закрыв глаза, невнятно пробормотала:

— Я — предельная дрянь… Вы хороший… Добрый… Она запиналась, словно язык у нее распухает при каждом слове, опустила голову на спинку стула и погрузилась в мир каких-то своих образов. Она еще что-то сонно бормотала, потом закатила глаза, как лунатик.

Томас с ужасом смотрел на эту человеческую метаморфозу и молчал, потому что ему больше нечего было сказать по этому вопросу, и он злился на себя за малодушие, за то, что поддался порыву, — не чувству, а порыву, совсем как подросток. И чтобы развеять это гадкое чувство, он вышел из комнаты — ему уже ничего не хотелось. Минут через пятнадцать он поймал себя на мысли, что в номере может произойти трагедия, взбежал по лестнице и толкнул дверь. Инга сидела на стуле и курила. Нетерпеливым жестом она погасила сигарету в старомодной глиняной пепельнице. Потом встала, сняла жакет и начала расстегивать платье, будто делала нечто само собой разумеющееся. Медленно и аккуратно сняла с себя все или почти все, прилежно складывая вещи на спинке кресла, давая благодетелю достаточно времени, чтобы оценить ее физические данные. Но вместо нежных восторгов, он сконфуженно произнес: