Марат Каландаров - Виза в пучину

— Дней пять назад я ходил по этой священной земле. — Он поднял к небу глаза, в которых сквозили гордость и восхищение.

Мартин сетовал на громкую музыку, которая накатывалась с эстрады и захлестывала зал ритмичными звуками, скрадывая фразы ученых.

— О, Хайнер, — воскликнула женщина, — ты посетил места древней цивилизации?!

— Да, Ани. Я видел знаменитый Регистан в Самарканде, древний комплекс «Чор-Минор» в Бухаре и знаменитый Чель-пык — храм бога огня, который находится на территории Хорезма и в котором творил Заратустра…

— Ты меня заинтриговал этим пророком, — улыбнулась она. — Расскажи о нем подробнее?

— Притягательная звезда Заратустры зажглась на стыке четвертого и пятого веков до нашей эры. Это отнюдь не случайность. Давно стало закономерным: в каждый переломный период развития человечества появляются такие личности, которые концентрируют в себе новые идеи и своим примером, своей праведностью, своими проповедями укореняют их в сознании народов. Эти личности, пророки или государственные деятели, концентрируют в себе судьбоносные новшества, надолго определяющие пути стран и народов.

— Какому богу преклонялись люди, живущие тогда на этой территории? — Она встряла с вопросом и тут же извинилась: — О, Хайнер, я прервала тебя. Ради Бога, прости!

— Зачем же извиняться, Ани, — улыбнулся профессор. — Я ценю твое любопытство. Итак, в Иран, Хорезм, Вавилон ассирийцами-завоевателями и их жрецами был привнесен бог Молох. Ему повсеместно возводились храмы, куда приносили в жертву детей и взрослых. С особым рвением жрецы исполняли кровавый ритуал тогда, когда начинались войны или на народ обрушивались засухи, голод, чума. В те трудные времена Молох собирал ужасную «жатву». И чем отчаяннее было положение, тем ненасытнее становился Молох, тем щедрее одаривали его жрецы…

Он прервал свой рассказ, прислушался к мелодии и неожиданно проговорил:

— Дорогая Ани, я люблю медленный танец. Разреши оторваться от кровавых картин прошлого и пригласить тебя на танго.

— С великим удовольствием, Хайнер. — Улыбка осветила ее лицо, и она торопливо поднялась, взяв под руку профессора.

Мартин сидел под впечатлением исторического диалога. Оно, это прошлое, сомкнулось вокруг него, словно забытый сон в гулком зале кинематографа, и кровавое месиво проплывало вокруг. Он пытался представить себе кровожадного Молоха, но образ расплывался. Зато его любимый Ницше предстал перед глазами четко и ясно и шептал ему о культе сильной личности, который утверждал себя в противовес реально существующим общественным отношениям и моральным нормам. Эта сильная личность не признавал ничего и шла к своей цели, сметая все на своем пути…

Они вернулись к столу довольные и улыбчивые. Профессор остановил кельнера и заказал по рюмочки коньяка, при этом вопросительно взглянув на Мартина.

— Спасибо, — поблагодарил Мартин. — Я пью лишь пиво, а на спиртное наложил табу.

— Вы поступаете совершенно правильно, — подчеркнул профессор и перешел на ораторский тон: — Я рассказывал о Молохе. Продолжу, с вашего разрешения. — Он окинул взглядом даму и соседа и, поймав одобрительные кивки, поведал: — В Карфагене стояла его главная статуя, сооруженная специально для принятия человеческих жертв. Она была колоссального размера, вся из меди, полая внутри. Го — лова бычья, потому что бык был символом силы и солнца. Руки у статуи были чудовищной длины, и на огромные простертые ладони клалась жертва. Руки, движимые цепями на блоках, скрытыми за спиной, поднимали обреченного до отверстия в груди. Внутри статуи пылал костер. За несколько минут жертвы на раскаленной решетке превращались в прах, а под ногами колосса быстро росла горка пепла.

— Это ужасно, Хайнер! — воскликнула она. — Хотя история знает много жестоких страниц, где лютовали правители.

— Ты права, Ани. Но я вернусь к тем дням, когда лютовал Молох. Как я уже говорил, детей клали живыми на раскаленные ладони чудовища. Родным, присутствующим при ритуале, строго-настрого воспрещалось демонстрировать печаль и страдания. Матерям запрещалось своих чад оплакивать при жертвоприношении, чтобы не вызвать гнева Молоха. Если женщина не выдерживала, принималась голосить или падала в обморок, то ее предавали позору. Чтобы рыдания матери и ребенка не были слышны, во время обряда жрецы и служители храмов били в барабаны, играли на флейтах, придавая ритуалу жуткий, мистический характер…

— И часто подобное повторялось?

— Часто. Жертвы Молоху приносились не только в часы испытаний. Так, карфагеняне после победы приносили в жертву Молоху самых красивых пленных женщин. О том, что этот обычай бытовал в Персии и Хорезме, мы узнаем из повествований древнегреческого историка Геродота, — он достал из портфеля какие-то записи и стал читать. — «Жена Ксеркса Аместрида велела закопать дважды по семь персидских юношей знатного происхождения в честь божества, которое помещалось под землей, в благодарность за достижение глубокой старости. А ее муж, предводитель войска персов Ксеркс, после удачного перехода через Стримон, узнав, что местность эта называется «Девять путей», велел закопать в землю девять юношей и столько же девушек из местного населения»…

— А как же они объясняли свои поступки народу? — воскликнула она.

— Как бы они ни объясняли необходимость подобных жертвоприношений, все это вызывало возмущение у простых людей. Иногда случались и массовые протесты. Особенно сильные народные волнения были в Бактрии и Хорезме в первый год правления персидского царя Дария, о чем свидетельствует надпись, высеченная на Бехистунской скале (территория нынешнего Ирана). Восстание было жестоко подавлено. По приказу Дария при этом было убито 55 тысяч мятежников. Вдохновителем восстания, как свидетельствует история, стал сам пророк Заратустра. В своих проповедях он осуждал массовые кровавые жертвоприношения. Он утверждал, что никто не имеет право лишать человека жизни, что она священна. По его мнению, представители зла в реальном мире были алчные правители и жрецы кровожадного Молоха. За-ратустра объявил им войну. Он призывал всех бесстрашно бороться со злом. Человек, живущий на земле, должен творить добро, ибо за зло ему неотвратимо придется отвечать перед великим судом. Это были новые духовные постулаты…

Мартин слушал затаив дыхание. Профессор опять неожиданно прервал рассказ и пригласил даму на танец. Мартин посмотрел на пустую пивную кружку и пошел к бару. Кто-то схватил его за рукав пиджака. Высокая и довольно крупная пассажирка, явно под градусом, бесцеремонно, взяла его под руку и проговорила:

— Под такую музыку грех разгуливать в одиночестве! Надо двигаться и наслаждаться жизнью. Пойдемте танцевать, викинг?