Герман Титов - 700.000 километров в космосе

В бортовом журнале появлялись все новые и новые записи, сделанные без помарок. Для каждого витка в нем были отведены свои страницы. И я старательно заносил в них не только обусловленные графиком полета наблюдения, но и свои впечатления и переживания. Мне хотелось записать оценку ракете, которая вывела «Восток-2» на орбиту: «Могучие у нас ракеты. И славу космических полетов в равной мере следует делить между летчиками и теми, кто создает, снаряжает и запускает ракеты».

Эта тетрадь с вытисненным на ее обложке Гербом Советского Союза была своеобразным дневником, и в ней наряду с деловыми записями встречались и такие: «Слышу: Москва транслирует “Подмосковные вечера”». Как-то я провел тыльной стороной ладони по щеке — раздался легкий треск: у меня чуточку отросла борода. «Хорошо было бы перед спуском на Землю побриться», — подумал я, но электробритва осталась на космодроме в чемодане. Я хотел записать в бортжурнал и о бороде и о том, что детская мечта о кругосветном путешествии сбылась столь необычным способом, но это не относилось к делу.

Космический корабль пошел на семнадцатый виток, но внимание мое не ослабевало ни на минуту. В наушниках послышался теплый, выразительный голос Главного Конструктора:

— Готовы ли к посадке?

Не задумываясь, я ответил:

— Готов!

Честно говоря, мне уже захотелось на Землю. В космосе, конечно, хорошо, но дома все-таки лучше. Нет ничего прекраснее в мире, чем родная Земля, на которой можно трудиться, встречаться с друзьями, дышать полевым ветром.

Спуск космического корабля с орбиты, прохождение его через плотные слои атмосферы и сама посадка — дело весьма сложное и ответственное. Малейшая оплошность, допущенная на этом заключительном этапе полета, способна доставить много неприятностей. Надо иметь в виду, что все происходит на бешеной скорости, при высоких температурах разогревшейся теплозащитной оболочки корабля, на огромном расстоянии, исчисляемом тысячами километров от намеченного района приземления. Главное в такой обстановке — сохранить ясность мысли, и я, будучи врагом скоропалительных решений, естественно, захотел в эти минуты еще раз проконсультироваться с Главным Конструктором.

Я задал ему по радио несколько вопросов, беспокоивших меня, на которые тут же получил точные ответы. В них на основании всех данных происходящего полета было развито то, что ученый говорил нам с Космонавтом Три во время вечерней прогулки накануне старта. Он сделал паузу, чтобы слова его поглубже — проникли в мое сознание.

— Действуйте так, как действовали до сих пор, и все будет хорошо, — сказал в заключение Главный Конструктор. Голос его был уверенный и спокойный, будто разговор шел о самом обыденном деле. В который уже раз за время полета железная уверенность ученого передалась мне, и я вновь убедился, что на Земле все подготовлено к посадке корабля в заданном районе.

Я снова принялся за текущую работу. Находясь в кабине корабля, я не вспоминал о прошлом, не мечтал о будущем и жил только настоящим, таким содержательным и прекрасным. В намеченное графиком время мне сообщили, что сейчас будет включена автоматика спуска. Система ориентации корабля сработала с исключительной точностью. Затем заработал тормозной двигатель. Сила его, — действующая в противоположную полету сторону, стала гасить скорость. «Восток-2» сошел с орбиты, начал приближаться к плотным слоям атмосферы.

Меня интересовал переход от невесомости к обычному состоянию. Юрий Гагарин рассказывал, что этот момент уловить трудно. И действительно, невесомость исчезла как-то сама собой. Вдруг в какой-то момент я почувствовал, что плотно сижу в кресле; чтобы поднять руку или двинуть ногой, требуется некоторое усилие.

«Восток-2» вошел в плотные слои атмосферы. Его теплозащитная оболочка быстро накалялась, вызывая яркое свечение воздуха, обтекающего корабль. Я не стал закрывать шторки иллюминаторов: хотелось подробнее проследить за тем, что делается снаружи. Нежно-розовый свет, окружающий корабль, все более сгущался, стал алым, пурпурным и, наконец, превратился в багровый. Невольно взглянул на градусник — температура в кабине была нормальной: 22 градуса по Цельсию. Гляжу прищуренными глазами на кипящий вокруг огонь самых ярчайших расцветок. Красиво и жутковато! А тут еще жаропрочные стекла иллюминаторов постепенно желтеют. Но знаю: ничего опасного не произойдет — тепловая защита корабля надежно и многократно проверена в полетах.

Невесомость полностью исчезла. Возрастающие перегрузки с огромной силой вжимали меня в кресло. Ощущение было такое, будто какая-то тяжесть расплющивает тело. «Скорей бы отпустило», — подумал я. И действительно, навалившаяся на меня сила постепенно стала слабеть. Становилось все легче и легче. Вскоре перегрузки совсем исчезли. И свечение воздуха снаружи прекратилось. Все системы сработали отлично. Корабль шел точно в заданный район приземления.

Я знал это место, встречал там Юрия Гагарина, когда он возвратился из космоса, восхищался его бесстрашием, думал, что на поле, где он приземлился, наверное, будет установлен обелиск в честь памятного дня — 12 апреля 1961 года. И если в первые часы полета для меня не существовало ни прошлого, ни будущего и я жил только настоящим, то теперь позволил себе думать о самых разных вещах.

Думал, что обязательно поступлю учиться в Военно-воздушную инженерную академию имени Жуковского. Я знал, что накануне старта «Востока-2» жена моя должна была держать экзамен в медицинское училище. «Не повлияла ли тревога за мою судьбу на ее ответы преподавателям?» — подумал я.

Мысль о жене пробудила много воспоминаний. Я припомнил, как мы познакомились, как полюбили друг друга, как я читал ей наизусть стихи Пушкина и Есенина, как мы поженились и во всем помогали друг другу. Она понимала меня, как никто.

Я воскресил в памяти ее матовое лицо, фигуру, походку. Никогда я не любил ее так нежно, как теперь, пролетая в космосе за тысячи километров от нее.

Затем я вспомнил все, чему научил меня отец, все, что дала мне мать. Сестра встала перед моими глазами, мелькнуло несколько полузабывшихся сценок детства. Вспомнились мои школьные учителя, инструкторы летного дела, подполковник Подосинов — все те люди, которые своим вниманием и заботой повседневно делали из меня настоящего советского человека.

Конструкция «Востока-2» предусматривала два способа приземления космонавта: в кабине корабля или путем отделения кресла от корабля и спуска на парашютах. Мне было разрешено по собственному усмотрению воспользоваться любой из этих систем. Поскольку самочувствие мое было хорошим, я без колебаний принял решение испытать вторую систему приземления. И когда «Восток-2» снизился настолько, что можно было произвести катапультирование, кресло космонавта отделилось от корабля, и над моей головой раскрылся ярко-оранжевый парашют.