Станислав Славин - Секретное оружие третьего рейха

Герлах как в воду глядел. В последние недели войны советские контрразведчики тоже участвовали в дележе «немецкого научного наследия». Целый ряд физиков, работавших над немецким атомным проектом, переселились в СССР – Арденне, Бевилогуа, Гайб, Густав Герц, Депель, Позе, Риль, Тиссен, Фолльмер, Херман, Цилмер, Чулиус, – причем многие последовали туда добровольно, подписав выгодные контракты. Их новым патроном стал Лаврентий Берия.

Настоящей находкой для советской науки стал бывший петербуржец Николаус Риль, специалист по переработке и очистке урана. Впоследствии он получил за свою работу Сталинскую премию первой степени, орден Ленина и звание Герой социалистического труда. Он стал директором одного из закрытых НИИ, занимался секретными исследованиями в области химии радиоактивных продуктов расщепления и изучал способы защиты от радиоактивного заражения. В 1953 году Риль, Густав Герц (лауреат Сталинской премии 1951 года), Манфред фон Арденне и профессор Г. Позе были переведены в Сухуми. В течение двух лет их уже не допускали к секретным разработкам. В апреле 1955 года все они вернулись в Германию, причем все, кроме Риля, выбрали местом жительства ГДР. Герой соцтруда уехал в Мюнхен.

Однако некоторым ученым так и не удалось никогда вновь увидеть Германию – вспомним, например, профессора Депеля, долгое время работавшего вместе с Гейзенбергом. Погиб и блестящий ученик профессора Хартека, доктор Гайб, предложивший новаторский способ получения тяжелой воды с помощью сероводорода. Оказавшись в СССР, он пытался бежать, проник в посольство Канады и умолял укрыть его, дать ему политическое убежище. Его выдворили из здания, предложив «зайти на следующий день». Через несколько дней его жена получила личные вещи ученого с уведомлением, что ее муж скончался.

Доктор Альберт Феглер, президент Общества имени императора Вильгельма, лишь ненадолго пережил день германской капитуляции. В последние годы он все критичнее относился к нацистским властям, но, как честный служака, считал, что «мы, ученые, должны делать все для победы нашей отчизны, раз она ведет смертельную схватку с врагом». Феглеру еще довелось дожить до того дня, когда в его дом ворвались британские солдаты и стали выносить картины и другие предметы искусства, которые он собирал всю свою жизнь. Именитый ученый в отчаяньи принял яд и умер в церкви, неподалеку от дома.

Доктор Баше, бывший начальник Дибнера, погиб в последние дни войны в бою под Куммерсдорфом. Судьба профессора Эриха Шумана неизвестна.

Профессор Пауль Хартек, – человек, который наверняка бы создал немецкую атомную бомбу, если бы ему дали деньги, уран и тяжелую воду, – оставался в Гамбурге. Город этот лежал в британской зоне оккупации. Тем не менее два американских контрразведчика, даже не потрудившись получить разрешение у британских властей, приехали в Гамбург, посадили ученого в свой джип и умыкнули его. За рулем машины сидел офицер в чине майора. Джип выехал из города и помчался в сторону французской границы.

Хартек по-прежнему пребывал в хорошем расположении духа. В своей куртке, шапочке, с усами, подстриженными по-военному коротко, он выглядел весьма импозантно, напоминая скорее офицера оккупационных войск, чем заключенного физика.

Улицы Парижа были усеяны флагами. Толпы людей стояли на тротуарах. Всюду царил праздник. Скромный армейский джип неторопливо пробирался сквозь живую аллею. Хартек, вечно не унывающий остроумец, почувствовал себя в какой-то момент участником грандиозного парада. Искоса глянув на майора, еще крепче сжимавшего руль, Хартек поднялся с сиденья и, приосанившись как генерал, приложил руку к шапке.

Вскоре машина остановилась. Профессор вышел из нее. Его повели в здание, где уже пребывали его арестованные коллеги.

В последние дни войны молва разносила по всей Южной Германии слухи самые странные и диковинные. По Мюнхену бродили «арийцы и партийцы», еще верившие в победу, и, обходя квартиру за квартирой, твердили испуганным хозяевам, что немецкие ученые только что создали атомную бомбу и теперь «враг будет разбит». Многие обыватели, внимая ужасам войны, подобным слухам верили.

Даже в послевоенные годы никто не хотел верить в то, что немецкие ученые вообще не занимались созданием атомной бомбы. Долгое время поговаривали о том, что на острове Борнхольм у немцев была секретная фабрика, где изготавливали урановые бомбы. Вот запись из дневника профессора Герлаха от 7. 08. 45: «В газете написано, что у нас на Борнхольме была фабрика урановых бомб. Майор [16]говорит мне, что они якобы все доподлинно знают о Борнхольме – там разрабатывали то фау-снаряды, то радиоуправляемые бомбы». Из дневника Багге явствует, что интернированные немецкие физики даже составляли меморандум, в котором заявляли, что никогда не работали над созданием бомбы. В некоторых странах, например, долгое время считали, что бомбы, сброшенные на Хиросиму и Нагасаки, были изъяты из секретных арсеналов вермахта.

Рейхсминистр Шпеер сразу же после ареста был допрошен о работах над атомной бомбой. Он показывал следующее: «Точно так же, как и у вас в Америке, ученые у нас давно изучали расщепление атома. Вы в Америке далеко продвинулись. У вас имеются огромные циклотроны. Только, когда я стал руководить работами, у нас стали строить несколько небольших циклотронов; один из них стоит в Гейдельберге. На мой взгляд, мы далеко отстали от того, что достигли вы в Америке. Мы не шагнули дальше примитивных лабораторных опытов, и даже они мало заслуживают того, чтобы о них говорили».

Через неделю его вновь допросили. Шпеер и на этот рассказ не сказал практически ничего интересного для следователей – разве что упомянул о профессорах Боте и Гейзенберге, «главных персонажах» атомного проекта. Вообще же для успеха его «нам потребовалось бы еще десять лет», подчеркнул министр.

Шпеер был убежден в этом. Он говорил то, что внушили ему физики. Именно немецким ученым во главе с Гейзенбергом мир обязан тем, что нацисты так и не заполучили бомбу, точнее, даже не догадались о том, что ее можно создать в сравнительно короткие сроки. Гейзенбергу блестяще удалось убедить в этом политиков и военных, выступая на совместных совещаниях. Впрочем, на то были и свои частные причины. Чем дольше они работали над атомным проектом, тем яснее обрисовывались бесчисленные трудности, стоявшие на их пути. Поэтому у ученых не было никакого резона привлекать внимание властей к своей работе, уверяя их, что «они готовы создать чудо-оружие для рейха». Профессор Шуман и профессор Эзау даже советовали ученым ни в коем случае не упоминать об этой бомбе, иначе они получат приказ, и тогда, если создать ее не удастся, их точно не помилуют.