Леонид Иванов - Правда о «Смерш»

В середине июля 1942 года немецкие войска заняли Ростов и Новочеркасск. Это стало большим потрясением для армии и страны в целом. Противник сравнительно легко овладел указанным крупнейшим стратегическим районом.

Дело было в том, что наш фронт на Дону оказался очень слабым и по численности войск и по вооружениям. Помню, как один из руководителей особого отдела дивизии докладывал, что дивизия имеет всего 700 человек личного состава, что недостаток стрелковых вооружений вопиющ, что до 20 % бойцов не имеют в руках даже винтовки и вынуждены дожидаться, пока убьют соседа, чтобы воспользоваться оружием последнего. Многие из солдат и офицеров этого фронта побывали в аду Керченского полуострова, пережили там тяжелейшую трагедию и в моральном отношении не были достаточно устойчивы.

Апрель 1943 года. Южный фронт. Группа оперработников контрразведки «Смерш» 51-й армии: Л.Г. Иванов — в первом ряду слева; справа — Журба; за ним — Гинзбург; слева от Гинзбурга — Г. Буяновский

Немецкое командование в р-не Константиновки соорудило понтонный мост и пустило по нему танки на левый берег Дона. Некоторые танки были камуфлированы для маскировки нашими надписями по бортам «За Родину», «За Сталина», враг использовал тогда значительное количество заранее собранных и подготовленных трофейных танков Т-34 и БТ. Танковая армада, вырвавшись на оперативный простор, пошла гулять по донским степям, расчленяя и уничтожая отдельные части, лишая их связи друг с другом и с командованием. Отдельные танковые группы противника, сея панику, вышли к Волге и были остановлены за 200–300 км от линии фронта. В этих тяжелейших условиях, когда над нашей страной нависла смертельная угроза порабощения, был издан знаменитый приказ И. Сталина № 227.

После сдачи Ростова и Новочеркасска отступление по бескрайним донским степям проходило беспорядочно. В крови и поту, в жаре и бесконечной пыли по степям бродили какие-то части или даже группы вооруженных людей. Многие не имели никаких указаний: ни куда идти, ни кого искать, ни где закрепляться. Порой встречались какие-то дикие группы солдат. Как цель следования называли почему-то Элисту — столицу Калмыкии. Командование не имело с этими группами никакой связи, порой просто не знало о их существовании.

Однажды мы задержали какого-то одинокого высокого человека, пожилого, интеллигентного вида, одетого в деревенские штаны, рубаху и лапти. В руках он нес висящий на веревочке горшок с водой. Спрашиваем его: кто он такой?

Отвечает:

— Я — такой-то, командир дивизии. Дивизия была разбита в степях под Ростовом, из личного состава многие погибли. Другие разбрелись кто куда.

Спрашиваем:

— Как вы докажете, что являетесь командиром дивизии?

Старик тяжело вздохнул, сел прямо на землю и снял лапоть. Из-под стельки он достал удостоверение личности, партбилет и звезду Героя Советского Союза.

Мы не имели времени заниматься его проверкой, сказали только, чтобы он шел в направлении Сталинграда. Снабдили его картой, дали поесть…

В начальный период войны, когда наши войска отступали, было множество ложных, панических и просто провокационных слухов. Как правило, это были слухи о высаженных мощных десантах, о танковых колоннах, беспрепятственно движущихся в нашем глубоком тылу, о перерезанных путях отступления и т. д. и т. п. Что в таких случаях надо было делать командованию наших войск? Посылать в заданном направлении мобильные разведгруппы с хорошей связью, которые были в состоянии оценить наличие и силы противника. На деле же в места предполагаемого появления противника посылались войска — полк, а то и дивизия. Наши силы распылялись, впустую терялись время, горючее и силы, нарушались планы командования. Все это отрицательно сказывалось на ведении боевых действий.

Вести борьбу с такими ложными слухами на деле было очень сложно и даже, я бы сказал, невозможно. Того, кто первым сказал «а», установить, как правило, не удавалось. Во всяком случае, в основе и самих этих слухов, и их быстрого распространения были всеобщая паника и растерянность, тяжелое психическое состояние солдат и офицеров отступающих войск. Нельзя было, конечно, исключать и провокационных действий немецкой агентуры. Во всяком случае, мы не оставляли без своего внимания указанные обстоятельства, стараясь в первую очередь как-то перепроверить распространяемые слухи. Иногда это приносило свои плоды.

Где-то в августе 1942 года командование предоставило в мое распоряжение четырех солдат с водителем, выдало мне карты и дало указание: ездить по степям и встреченные группы военных или целые части направлять к Сталинграду, для укрепления линии обороны. Наша группа была снабжена консервированным продовольствием.

За несколько дней нам удалось направить в направлении под Сталинград несколько мелких и средних групп военнослужащих. Большинство из них получало наши указания с благодарностью.

Однажды встретили большую, более тысячи человек, группу военнослужащих. Командовал этой группой грузный, но боевой полковник Е. Макарчук. Мои пожелания он внимательно выслушал, поблагодарил и неожиданно заявил, что своей разведкой он засек большую группу немцев и, пока он их не перебьет, не сдвинется с места. Надо сказать, и выправка военнослужащих и вооружение производили благоприятное впечатление. В отряде было несколько бронеавтомобилей, минометы, большое количество автоматического оружия, в том числе трофейного.

Е.Ф. Макарчук был героический человек — сильный, волевой, прекрасный организатор. Позднее со своим еще увеличившимся и отлично вооруженным отрядом он прибыл к Сталинграду, где без промедления был назначен командиром дивизии. Впоследствии, в 1943 году, при наступлении он погиб и похоронен в городе Зимовники.

Мы практически безостановочно разъезжали по донским степям, направляя группы военнослужащих к Сталинграду. Когда мы встречали одного, двоих, троих военнослужащих, то оставляли их с собой, впоследствии присоединяя к встреченной более крупной группе.

Практически ежедневно происходили встречи и с немецкими разведками и патрулями, обычно заканчивавшиеся перестрелкой, а порой и боем. Преследовать немцев мы не могли — не хватало ни сил, ни скорости. Да это и не входило в наши задачи.

Вспоминается случай, произошедший в Зимовниках. В этом известном впоследствии селе мы остановились на ночлег. И вот среди ночи в село въехал мотоциклист в немецкой форме, с бляхой и медалями на груди. Моя группа сразу его задержала. Оказалось, это русский, предатель, уроженец Зимовников, уже более полугода воюющий за немцев. Думая, что Зимовники заняты немцами, прибыл повидаться с родственниками. При нем помимо документов и оружия нашли несколько страшных фотографий. На одной он стрелял в человека в советской форме, на другой держал за ножку маленького ребенка, намереваясь ударить его об стенку. Хотел покрасоваться в родном селе, но поспешил. Я отрядил часовых, нашел крепкий сарай и велел стеречь гада. Под утро ко мне подходят бойцы, переминаются с ноги на ногу и смущенно говорят, что видели те фотографии, виноваты, но уж больно наглый оказался гад, сопротивлялся, хотел бежать, и они зарубили его саперными лопатками. Никаких замечаний тогда я им не сделал. В степи было тревожно.