Евгений Гришковец - 151 эпизод ЖЖизни

Место, куда мы поехали, находится недалеко от Тбилиси, но дорога довольно сложная, извилистая и местами условная. Дачный посёлок ещё советских времён, когда выделяли маленькие участки, а домики строили типовые, зато для того времени это было здорово и даже круто.

Там давали участки только деятелям культуры, людям со славными и любимыми всем Советским Союзом именами. В частности, в двух шагах от нас оказалась дача Нани Брегвадзе. Про домики можно сказать – ничего особенного. А вот место прекрасное! Но ещё лучше атмосфера и люди. Хотя, повторюсь, по сравнению с новыми загородными посёлками, возникшими вокруг наших даже нестоличных городов, этот посёлок так себе. Но у нас так не поют!

Сыр, хлеб, овощи, закуски, мясо для шашлыка (свежайшую баранину) заготовил Георгий, зато всё остальное: приготовление шашлыка, посуда, стол и, разумеется, последующее мытьё посуды и уборка – легло на плечи его друга.

В тот день и вечер за столом и вокруг были дети разных возрастов. Как же приятно, что все они говорили по-русски! Даже пятилетний сын Георгия знает немного по-русски. При этом понимает лучше, чем говорит. Но и Георгий и его жена Ирма спокойны, они уверены, что знание придёт, поскольку стараются с ним и читать, и говорить по-русски, и смотреть русское телевидение. Я с удивлением и радостью узнал, что в Тбилиси много детских садов, которые они называют русскими, где воспитательницы говорят по-русски, читают детям русские книжки и где дети общаются между собой на русском языке. Эти детсады весьма популярны. Многие родители хотят, чтобы дети сызмальства знали русский язык, как издавна было принято во многих семьях.

В Тбилиси по-прежнему работают русские школы, в домах, где я бывал, много русских книг и книг на русском языке. Хотя, что сразу бросилось в глаза, и в тбилисских гостиницах, и в ресторанах надписи на русском языке исчезли.

Не буду пересказывать, о чём мы говорили, какие были шутки, я всего и не помню. Шашлык удался, и сыр был фантастически вкусным. Да что там – всё было очень вкусным. А домашнее кахетинское вино, которое Георгий приволок в большой, страшной канистре, было выше всяких похвал.

Из этой канистры вино переливали в кувшин, и всё было чудесно! Такого вина нигде больше не выпить. Оно совсем не похоже на то, к чему мы привыкли, и это не то вульгарное вино, какое можно купить в трёхлитровых банках где-нибудь в Сочи или в Крыму…

Сумерки и темнота навалились моментально, будто вначале задёрнули плотные шторы, а потом закрыли ставни. И мои друзья стали петь. Все мои друзья, и друзья их друзей, и их приятели, и приятели их приятелей – это люди, которые знают друг друга с детства, то есть всю жизнь, и их родители знали друг друга и дружили, или жили по соседству, или вместе работали, или состоят в родстве. И Нани Брегвадзе для моего друга Дато тётя, а для кого-то – подруга мамы, а для кого-то – коллега отца, а ещё кому-то – соседка. Так что репетировать им, чтобы петь за столом, не надо.

Они знают много песен, моментально распределяются по голосам и поют так, что хоть записывай и выпускай альбом.

Я не понимаю, о чём поют мои друзья. Я попросил однажды пересказать, о чём эти песни, и слова оказались неожиданно простыми. Одна мне представлялась трагической и героической, а, как выяснилось, она про то, как парень помог девушке донести до дома кувшин с водой. А в той, которую я услышал как весёлую, чуть ли не все умерли. Я понял, что лучше не спрашивать, о чём поётся в этих старых, а то и древних песнях. Я слышу в них какие-то свои смыслы, да и грузины, которые их поют, тоже слышат в этих простых словах своё, что-то такое, чего мне услышать не дано. Потому что, наверное, если бы мне удалось это услышать, я смог бы и петь.

Когда стало прохладно, мы перешли в дом. За столом остались только мужчины от пяти до сорока пяти. И песни звучали, звучали, звучали…

Как всё завершилось, я не очень помню. Точно знаю, что хорошо. Всё пребывание в Грузии я старался утолить любопытство и жажду грузинских моих друзей, приятелей и даже незнакомых людей… жажду общения, интерес к тому, что происходит в России, к тому, что мы думаем по поводу произошедшего и происходящего между нашими странами, и любопытство в отношении того, что нас ждёт. Я как мог эту жажду утолял и сам немало расспрашивал.

Я ещё расскажу, как провёл вечер у великого Резо Габриадзе, как побывал в Цинандали, как мне удалось снова наблюдать в приватной обстановке президента Грузии (недолго, не накоротке, но всё же частным образом).

Начинается сезон. Утром лечу в Москву, а уже вечером выйду на сцену. Давненько я этого не делал. В горах здорово простудился, подцепил жестокий бронхит. Так что буду играть, сдерживая кашель. Но я постараюсь как можно скорее выздороветь – к тому же горы того стоили (улыбка).

Летом в Калининграде, на месте запрещённого и закрытого клуба игровых автоматов, открыли грузинский ресторан с оригинальным названием «Генацвале». Это весьма символично. Вот ещё бы поскорее реально позакрывали игровые клубы, которые сейчас переименовали во всё что угодно, но где происходит всё то же самое, и открыли бы прямые рейсы на Грузию, и дали бы нам возможность пить настоящие грузинские вина и вкуснейшую воду «Боржоми». Когда то и другое настоящее – это очень здорово…

Радостно начинать сезон не одному на сцене, а с партнёром. Игорь Золотовицкий был вчера чертовски смешным. Да к тому же в Москве прекрасная погода, ужасные пробки, то есть всё как надо. Усталость, издёрганность и утомление от спектаклей, гастролей, интервью и встреч – это всё впереди. Так будет к зиме, а пока есть радость и ощущение того, что соскучился и даже истосковался по работе.

Хочу рассказать, как встречался в Тбилиси с великим и любимым Резо Габриадзе. Для тех, кому это славное имя ничего не говорит, напомню, что Резо Габриадзе – автор сценариев таких фильмов, как «Мимино», «Не горюй!», «Кин-дза-дза»… А ещё у него маленький, но великий кукольный театр, и он удивительный художник. Мы знакомы довольно давно, встречались в Москве и Тбилиси. Встречи с Резо – всегда тихий праздник вполголоса, когда можно слушать человека часами и улыбаться, удивляться, наслаждаться его мудростью. Резо говорит, рассказывает истории – а никогда не понятно, рассказывает он подлинные истории, фантазирует или смешивает то и другое – и возникает ощущение прикосновения к чему-то совсем древнему, при этом живому и бесконечному. Он напоминает ветвистое дерево, которое странным образом произросло в единственном экземпляре и каждый год плодоносит непредсказуемыми плодами.

Прежде я ни разу не был у Резо дома. Я бывал у него в театре в старом Тбилиси и в его кафе при этом театре. И театр и кафе сейчас перестраиваются. Это и без того было красиво, но теперь это станет достопримечательностью старого Тбилиси. А возле театра даже будет построена небольшая башня. Всё, что делает Резо, состоит из маленьких деталей, и каждой детали он касался своими руками или изготовил сам. Дом у него тоже такой. Я никогда ничего подобного не видел, потому что такого дома в мире больше нет.