Вячеслав Мазуренко - Атомная субмарина К-27. Жидкий металл

Наверное, события 24 мая на атомной лодке и роль командира, П. Ф. Леонова в этих событиях заставили уважаемого адмирала «забыть» об успехах экипажа во втором походе и отразить только негативные стороны.

В одном из разговоров с офицером-подводником, который был участником этого похода, ныне — заслуженного контр-адмирала, бывшего командира атомного ракетоносца, на эту тему прозвучала фраза, с которой согласились все, с кем я поделился этой информацией: «Если бы не было аварии на К-27 24 мая 1968 г., и атомоход под командованием П. Ф. Леонова успешно совершил планировавшийся свой третий автономный поход, думаю, не было бы и этих дневниковых записей А. П. Михайловского». У нас умели и умеют добивать и унижать проигравших. Сначала это делала «система» в лице высокопоставленных чиновников ВМФ, а потом те, кого они воспитали и «вскормили». Итак, воспоминания адмирала А. П. Михайловского о втором походе К-27 в Средиземное море:

«Через неделю возникла первая неисправность: поломался золотник-переключатель кормовых горизонтальных рулей. Но это невеликая беда. Перешли на резервное управление от судовой системы гидравлики, стали менять золотник. Работа муторная, но справились довольно уверенно.

Я лежал на узком диванчике своей каюты и читал. Мерно жужжал вентилятор системы кондиционирования воздуха. В отсеке тихо, спокойно.

Вдруг слышу странное шипение и бульканье. Такое впечатление, как будто где-то в отсеке открыли забортный клапан, и вода сильной струёй бьет в палубу. Слышу несколько возбужденных голосов за переборкой и беготню.

Встаю с диванчика, включаю верхний свет и вдруг вижу, что через все щели в двери и переборке в каюту лезет густой белый дым.

Бросаюсь к двери, распахиваю ее, и тут же отскакиваю назад. В глаза мне бьет яркое белое пламя. Весь отсек заполнен пламенем!

Инстинктивно захлопываю дверь, но каюта уже заполнилась дымом. Режет в груди, дышать все труднее.

Понимаю, что в отсеке пожар. „Стоп! — сам себе думаю. — Не хватало еще сгореть в собственной каюте!“ И снова распахиваю дверь и выскакиваю в отсек.

Все мною только что описанное занимает считанные доли секунды.

В этот же момент струя пены ВПЛ-52 хлещет меня по ногам и мимо меня, по косяку горящей уже двери моей каюты. Огонь быстро захлебывается. С трудом различаю в дыму еще два-три уже угасающих очага пожара вдоль коридора отсека.

Откуда-то из дыма вдруг появляется рука и сует мне в физиономию изолирующий противогаз.

Огонь сбили быстро, но в отсеке много дыма, ничего не видно. Надо немедленно выяснить причину пожара, осмотреть трюмы, закоулки, каюты. Не завалился ли кто-нибудь без противогаза и не задохнулся ли в дыму.

Постепенно обстановка проясняется. Пожар возник от самовозгорания регенеративной пластины, которую старшина отсека, главный старшина Гунченко в нарушение всех инструкций решил использовать для помывки палубы, извлек из гермоупаковки и случайно коснулся ею промасленной ветоши. Все это безобразие совершилось в коридоре отсека, в 30 сантиметрах от двери моей каюты.

Регенеративное вещество в контакте с промасленной ветошью горит лучше любого бензина. Естественно, что немедленно вспыхнула краска на переборке и деревянная облицовка двери моей каюты. Гунченко попытался было затоптать огонь ногами, но только разбил пластину на мелкие кусочки и создал еще три-четыре небольших очага огня вдоль отсечного коридора.

Подоспевшие командир БЧ-5 инженер-капитан 3 ранга А. Иванов и командир отсека инженер-лейтенант В. Резник включили систему пожаротушения ВПЛ-52 и сбили пламя».

Конечно, пожар под водой — вещь неприятная. Но это можно отнести к легким происшествиям, не связанным с техническим состоянием корабля.

Еще через две недели начали подтекать сальники забортной арматуры. То есть, в прочный корпус стала поступать морская вода. Но и это для подводников дело привычное, хотя хлопотное. Так сказать, рабочие неприятности. И все-таки таких «мелких» неприятностей на лодке хватало.

«19 августа 1965 г. После ужина мы с командиром, сидя у него в каюте, мирно перекидывались костяшками, играя в кошу, как вдруг спокойную тишину отсека прорезали отрывистые звонки аварийной тревоги: „Пожар в седьмом отсеке! Горит станция правого гребного электродвигателя!“

Разумеется, мы тут же пулей выскочили в центральный пост. Обычные команды, доклады, первичные мероприятия по борьбе с пожаром. Видим, как разряжаются баллоны системы пожаротушения. Поступают доклады: „Пламя сбито!“ „Задымленность небольшая“. „Пожар потушен. Пострадавших нет“.

Командир тигром ходит по центральному посту. Вижу, как ему хочется разразиться тирадой отборнейших военно-морских „терминов“. Однако при мне не решается.

Убежал в седьмой отсек командир БЧ-5 — разбираться.

Через пяток минут из седьмого последовал его доклад о том, что повреждения на станции правого гребного небольшие. Два сгоревших контакта могут быть восстановлены за 3–4 часа.

Три длинных звонка и команда „Отбой аварийной тревоги!“ снимают всеобщее напряжение.

Через полчаса командир БЧ-5 с понурой головой уже докладывает о причинах и последствиях пожара. Главная причина — плохая выучка, разгильдяйство и растерянность электриков, стоящих на станциях управления гребными электродвигателями.

У Гуляева такого быть просто не могло. Экипаж был отработан во всех отношениях безупречно.

А вот уже пошли более серьезные и специфические для этого корабля неприятности.

Сегодня утром подскочила газовая и аэрозольная активность в реакторном и смежных отсеках. Концентрация радиоактивных газов в воздухе в реакторном отсеке в пять раз превышает предельно допустимый уровень. Это не очень опасно, но вывести людей, запретить сообщение с кормовыми отсеками (проход через реакторный отсек) все же пришлось.

Самое неприятное это то, что причина появления активности не найдена и не устранена. Хорошо, если это случайный выброс газов в результате нарушения вакуумирования рабочих помещений реакторного отсека.

Если причиной является неплотность контура сплава — это гораздо хуже. Борьбу с активностью вели общим вакуумированием реакторного отсека с периодическим добавлением туда чистого воздуха из баллонов высокого давления.

К вечеру концентрацию активных газов удалось сбить до 1,5 предельно допустимых концентраций. Разрешили проход через реакторный отсек методом шлюзования. Поиск „дырки“ так и не дал результатов. Будем наблюдать дальше и держать ухо востро.

28 августа 1965 г. С утра последний раз произвели контрольные замеры и убедились, что радиационная обстановка в реакторном отсеке пришла в норму. Таким образом, происшедший позавчера выброс газов будем считать явлением случайным. Где-то кто-то прохлопал при вакуумировании или при выравнивании давления. Это хоть и неприятного, но не смертельно.