Рафаэла Льюис - Османская Турция. Быт, религия, культура

Существовал также обыкновенный театр, который выступал под открытым небом. Расчищали площадку 25 на 30 ярдов и посередине устанавливали небольшую сцену. Вокруг располагались зрители, на корточках или стоя. Недалеко от входа занимал место небольшой оркестр, под музыку которого танцевали вокруг сцены второстепенные персонажи спектакля для развлечения ожидавших представления зрителей. Появление каждого персонажа на сцене оркестр сопровождал характерной мелодией. Музыканты играли и в перерывах между отдельными актами пьесы, хотя в действительности перерывов не было, актеры оставались на сцене, притопывая ногами в такт музыке. Сцена всегда состояла из низкой ширмы, перед которой ставилось кресло, если изображалось торговое помещение, и более высокой двустворчатой ширмы, использовавшейся для других сцен. Разумеется, не было исполнителей-женщин, все женские роли, как правило менее важные, исполняли мужчины. Тематику пьес все хорошо знали, так же как и двух главных героев, Пишекара – умудренного опытом человека, обычно также искушенного в проделывании фокусов, и Кавуклу – комика, пересказывавшего разные истории или сны. Эти персонажи затем начинали представление, постоянно сопровождавшееся комическими танцами, ужимками, намеками на текущие события, грубыми шутками. Всегда изображались в карикатурном виде тучные фигуры, деревенщина, хитрые евреи или армяне, простодушные иностранцы, а также чрезмерная рафинированность высшего сословия османского общества. Понятно, что эти театры имели огромное число почитателей, хотя они не вызывали такого всеобщего одинакового интереса сословий, как Карагез. У греков и армян был свой репертуарный театр, и, поскольку у них не было запрета на исполнителей-женщин, которые пели и танцевали на сцене без чадры, их постановки тайком посещали турки, их поражали обнаженные лица женщин.

Во время Рамадана показывали представления не только Карагез и репертуарный театр – мимы и профессиональные сказители были распространены еще больше, но они тоже работали по ночам. Менее популярные странствующие сказители ходили по деревням или давали представления на общественных площадях. Обычно они сидели на табуретке, укрытой подушками, которая стояла на невысоком подиуме в какой-нибудь кофейне или в помещениях, где посетителям подавали бузу, а в теплую погоду усаживались просто у стен домов. Владельцы кофеен платили им небольшую сумму денег за привлечение клиентов. Помимо тех, кто жертвовали деньги сказителю в ходе его продолжительного пересказа разных историй, на представление допускались и люди, не имеющие денег на покупку кофе или другого напитка. Они садились в уголке кофейни и слушали. Перед сказителем на небольшом столике лежали шарф или палочка, считавшиеся символами его профессии. Иногда сказитель сидел в обществе музыкантов, которые сопровождали чтение его стихов музыкой, играли прелюдии к его рассказам или заполняли паузы. Порой сказитель сам сопровождал музыкой на однострунном инструменте свой рассказ. Одни сказители громко читали текст из книг о легендарных мусульманских героях, другие цитировали истории из этих книг наизусть, третьи, особенно сказители из Эрзерума, рассказывали истории из героического эпоса, услышанные от своих предшественников, аккомпанируя себе на музыкальных инструментах. Четвертая группа сказителей, из Стамбула, исполняла фольклорные произведения или традиционные предания, причем на разные голоса, имитируя и женские. Иногда они делали перерыв, заполнявшийся музыкой. Отдохнув и приготовившись продолжать рассказ, они откладывали в сторону музыкальные инструменты и били по столу своей палочкой, требуя от аудитории внимания.

Наиболее популярным героем народных сказаний был Ходжа Насреддин, имам XIII века, учитель и доморощенный философ, которому приписывают авторство многих турецких шуток. Вот типичная история, которую обычно рассказывали на голоса, с соответствующими восклицаниями и стонами. Однажды ночью Ходжу Насреддина разбудили выкрики двух мужчин, спорящих перед его домом. Ходжа накрылся одеялом и выбежал наружу разнять спорщиков, начавших уже угощать друг друга тумаками. Однако те, разозлившись на вмешательство постороннего, нещадно избили Ходжу Насреддина и удалились в конце концов с его одеялом. Охая и стеная, Ходжа Насреддин вернулся с несчастным видом в свою комнату, а его жена спросонья поинтересовалась, о чем был спор. «Очевидно, о моем одеяле, – ответил Ходжа Насреддин, – потому что они забрали одеяло и прекратили спорить». Или другая история: Ходжу Насреддина пригласили на семейное торжество, но, когда он пришел в простой одежде, другие гости стали насмехаться над ним, а слуги обращались весьма непочтительно. Ходжа Насреддин быстро вернулся домой и затем снова появился в гостях в роскошном халате. Тогда его встретили с большой предупредительностью и усадили на почетное место. После этого Ходжа Насреддин зачерпнул ложку супа и стал медленно выливать ее содержимое на свой халат, приговаривая: «Ешь, мой халат, ешь! Тебя, а не меня пригласили сюда». О Ходже Насреддине рассказывали тысячи историй, но даже самые старые из них выглядели свежими благодаря способностям и талантам рассказчиков.

Некоторым из выдающихся скоморохов, имевшим высокие заработки, одинаково удавались и манипулирование в Карагезе, и имитации, и декламации, и практически все виды сценического искусства.

Весьма популярны были танцоры, мальчики и девочки, которые принадлежали к конкурирующим труппам и нанимались развлекать публику в общественных кофейнях или частных домах. Танцоров обоего пола называли одинаково – ченги, но мальчики пользовались большим спросом. Они носили длинные локоны, одевались как девочки и допускали во время танца непристойные движения. Ритм отбивали щелканьем пальцев или ударами друг о друга небольших подсобных инструментов, таких, как пара деревянных ложек или палочек. Восхищенные зрители плевали на монеты и приклеивали их к лицам, особенно лбам танцоров, кружившимся около них. Некоторые из этих мальчиков становились чрезвычайно знаменитыми и были объектами завистливого соперничества в тавернах со стороны янычар. Когда мальчишки взрослели и на их подбородках начинала пробиваться бородка, они бросали танцы и становились барабанщиками или обучали новых танцоров, что было для последних серьезным испытанием. Некоторых учили точным движениям головы, рук и ног, подвешивая к потолку в корзинах, которые быстро вращали, чтобы адаптировать танцоров к вращательным движениям. Других учили пантомиме, искусству выражать в танцах таких персонажей, как сборщики налогов и уличные торговцы. Более квалифицированные труппы усиленно натаскивали для выступлений перед избранной аудиторией, группа мальчиков из их числа выступала в серале. Девочки тоже исполняли возбуждающие танцы: они становились на колени, выгибались, не прекращая ритмических движений, до тех пор пока их головы не касались пола. Восторженные зрители приклеивали и к их лбам монеты. Однако эти представления, как правило, предпочитали зрители с невзыскательным вкусом. Среди танцоров имелось немало греческих, армянских, еврейских и цыганских трупп. Они так соперничали друг с другом, что возникали уличные скандалы, порой производившие безобразное впечатление, порой забавлявшие любителей вульгарных зрелищ.