Марджори Роулинг - Европа в Средние века. Быт, религия, культура

Рис. 25. Каменщики за работой

Однако все же Франческо не принадлежал к кругу крупных международных торговцев, которые еще в 1293 году перехватили у дворян-землевладельцев контроль над государством. Очень скоро новые торговые магнаты восприняли у дворянства, вытесненного ими, его взгляд на общество и сформировали новую аристократию. К 1300 году крупные чиновники Венеции стали новыми патрициями. Их старый слепой дож Энрико Дандоло, навязав свои условия руководителям Четвертого крестового похода, обеспечил Венеции доминирующее положение на четырех морях – Адриатическом, Эгейском, Мраморном и Черном. Те же самые крестоносцы в 1204 году завоевали Константинополь и, по своему договору с Венецией, должны были передать ей богатые острова и порты, что обеспечило городу торговое доминирование над его бывшими конкурентами.

Церемония назначения венецианского дожа – верховного правителя города – в 1260 году должна была произвести неизгладимое впечатление на зрителей своей роскошью. Глазами Мартина да Канала, присутствовавшего на такой церемонии, мы видим все происходившее, видим Большой канал, сверкающий на солнце, и 50 галер на его водах. На палубах ликовали и смеялись члены команды. Тем временем по площади Святого Марка шествовали старейшины гильдий (цехов) – с развевающимися знаменами под звуки труб шли кузнецы; далее шествовали ткачи, портные и главы других гильдий. Все они были разодеты в свои самые лучшие и богатые одежды, каждая гильдия шла со своими музыкантами. Поравнявшись с дожем и его супругой, они приветствовали их криками: «Да здравствует наш господин, благородный дож Лоренцо Тьеполо!» Празднования продолжались целую неделю – различные гильдии и другие учреждения возносили хвалу дожу, но также и Венеции, потому что разве не ее дворцы, церкви, ее пышные праздники, ее жители, ее богатство и роскошь были отражением славы и мощи величайшего торгового города в мире?

С началом XIV века Европа вступила в период кризиса и упадка. Столетняя война разрушила процветание Франции. Однако уже в ее конце король Карл VII при помощи коммерческого гения Жака Кера начал возрождать французскую торговлю. Жак не только создал торговый флот, чтобы завозить предметы роскоши с Востока, но организовал еще шелковую мануфактуру во Флоренции, красильни и бумажные фабрики во Франции, вновь запустил работы на шахтах в период, когда металл требовался в избытке (из него даже стали делать домашнюю утварь), и в конечном итоге возродил во Франции торговлю.

Великолепие описанной нами церемонии в Венеции и оживление торговли во Франции, благодаря которой в страну вновь стали завозиться товары с Востока, были лишь одними из многих проявлений растущего благосостояния и даже экстравагантности повседневной жизни. Владельцы элегантных каменных особняков, такие как Датини и Жак Кер, демонстрировали свое благосостояние и в костюме. Мужчины и женщины придерживались в одежде экстравагантного стиля. Головные уборы женщины стали до нелепости высокими и заостренными. Сделанные из золотой и серебряной парчи, они были еще и украшены драгоценностями. Длинные, отделанные мехом бархатные и кружевные платья, казалось, указывали на абсолютную, пожизненную пассивность зажиточных дам. Однако внимательное изучение жизни женщин того времени доказывает, что этот вывод неверен. Большинство из них играли немалую и не самую легкую роль в распространении богатства, культуры и образования в средневековой Европе.

Рис. 26. Арфист и лютнист

«В Средние века женщины постоянно балансировали где-то посередине между сточной канавой и пьедесталом». Точка зрения церкви, озвученная и монахами, и высшим духовенством, заключалась в том, что женщина – это орудие дьявола, главный соблазн и вечное искушение, а потому должна считаться злом и существом низшим по сравнению с мужчиной. Как же эта идея отразилась на повседневной жизни? Здесь по необходимости положение женщины менялось от века к веку и, более того, от класса к классу. Судьба женщины благородного происхождения отличалась от судьбы жены купца, а уж тем более – от положения простолюдинки и крепостной. Тем не менее мужчины (большинство из них) – по меньшей мере теоретически – считали женщину существом второго сорта. И это давало им право всячески их притеснять.

Примеров подобного отношения более чем достаточно. Некий Никола Бийяр в XIII веке заявлял: «Мужчина должен наказывать свою жену и бить ее для ее же блага, поскольку она – часть его домашнего хозяйства, а хозяин может делать со своей собственностью все, что ему угодно». В каноническом праве также говорилось: «Совершенно ясно, что жены должны повиноваться своим мужьям и быть им почти слугами». Даже добрейший префект Парижа в XIV веке наказывал своей жене «вести себя подобно собаке, которая всем сердцем и глазами устремлена на своего хозяина; и даже когда хозяин наказывает ее и кидает в нее камни, собака, виляя хвостом, всюду следует за ним… жена должна всегда испытывать к своему мужу чувство искренней и безусловной любви».

В обычном праве XIII века содержится следующая статья, определяющая статус одного из новых городов Гаскони: «Все жители Вильфранса имеют право бить своих жен, не доходя при этом до убийства». Рыцарь Ла Тур в знаменитой книге наставлений своим дочерям рассказывает им о благородной даме, которая, ругая мужа на людях, так разозлила его, что «он ударом кулака свалил ее с ног, а затем ударил ногой по лицу и сломал ей нос, так что она уже никогда не могла открывать людям свое изуродованное лицо».

На противоположном конце общественной лестницы находились простолюдинки, которых, когда те осмеливались перечить своим мужьям, окунали с головой в пруд. Судебные архивы свидетельствуют, что крестьянам постоянно угрожали, подвергали их штрафам и другим наказаниям, если они не применяли к своим женам «воспитательных» мер. Однако справедливости ради стоит отметить, что применение силы не было исключительной прерогативой мужчин. Например, Чосер дает совершенно великолепное описание женщины, которая с восторгом вспоминает страдания, причиненные ею своим троим мужчинам: «О боже, что за боль и горе принесла им я!»

Тем не менее некоторые по крайней мере представители мужского пола относились к женщинам с благодарностью и жалостью: французский поэт того времени говорил: