Барбара Мертц - Древний Египет. Храмы, гробницы, иероглифы

Если мы предположим, что именно в течение этого периода Иосифа привели в Египет работорговцы, которым его продали злокозненные братья, нам будет легче понять ту легкость, с которой он, будучи рабом, поднялся к вершинам власти. Он говорил на семитском языке и находился на службе у царя сходного этнического происхождения. Хотя это звучит убедительно, не будем забывать, что древние мало заботились о связях крови и родства, социальное неравенство играло очень важную роль, и раб оставался рабом, откуда бы он ни прибыл. Едва ли можно себе представить ассимилированного в Египте царя гиксосов, прижимающего раба к своей груди только потому, что раб пришел из его родного города. И все же более вероятно, что Иосифу легче было преодолеть неудобства своего рабского положения при неегипетском правящем классе. Положение, которого он достиг, было эквивалентно положению визиря; это был самый высокий не наследственный пост в стране, самый влиятельный после царского.

Гиксосы, судя по всему, представляли собой сложный конгломерат множества разных племен и этнических групп. Одной из этих групп, как считают некоторые библеисты, могли быть евреи. Позднее, когда египетские фараоны вернули себе прирожденные права, люди, которым покровительствовали завоеватели, могли впасть в немилость и новых царей действительно можно было назвать «царями, которые не знали Иосифа». Так, полагают сторонники этой теории, началось рабство евреев. Как оно кончилось, мы увидим в свое время.

Вначале гиксосское завоевание ограничивалось областью Дельты, с восточной стороны которой азиаты вступили в Египет. Другие области контролировали мелкие местные правители, некоторые из которых называли себя царями. Манефон помещает XIII династию в Фивы, а XIV в Ксоис, в центральную часть Дельты (одна или обе эти династии могут частично совпадать по времени с гиксосскими династиями, которые Манефон именует XV и XVI). Затем, около 1675 г. до н. э., новый толчок, быть может под влиянием какого-нибудь энергичного азиатского князя, вызвал новую экспансию гиксосов. Манефон называет этот второй период экспансии XV династией, а ее правителей великими гиксосами. Их было шестеро, и они правили более столетия. В одном из египетских царских списков каждому из великой шестерки присвоен титул «правителя чужих стран», что подтверждает манефоновскую этимологию гиксосов. Их власть распространялась по меньшей мере на Средний Египет, а одно время и на всю страну.

Последним из «великих гиксосов» был царь по имени Апопи. В течение его правления повторяется хорошо известный ход событий. Было, очевидно, какое-то особое качество в воздухе южных областей, сосредоточенных вокруг Фив, склонявшее южан к непокорности. Так или иначе, знамя восстания было поднято в Фивах.

«Случилось так, что царь Секненра был правителем южного города (Фив). Царь Апопи был в Аварисе, и вся земля приносила ему дань. Однажды посланец царя Апопи пришел к князю южного города и сказал: «Вот царь Апопи посылает к тебе сказать, что бассейн с гиппопотамами, который в Фивах, должен быть закрыт, ибо они своим ревом не дают ему спать ни днем ни ночью». Правитель южного города бы озадачен, ибо не знал, что ответить посланцу царя Апопи».

Конец истории утрачен, но смысл абсурдного, издевательского послания очевиден. Апопи, за 300 миль от Фив и ревущих гиппопотамов, пытается завязать драку. В этом он преуспел – или преуспел кто-то другой, ибо вполне возможно, что высокомерные и честолюбивые фиванские цари сами начали враждебные действия.

В XVII династии, как называет Манефон независимую или полунезависимую фиванскую правящую семью, современницу XV династии гиксосов, было два царя по имени Секненра. Секненра II, по прозвищу Храбрый, умер насильственной смертью; его мумия выглядит ужасно, в черепе несколько дыр, лицо искажено мучительной гримасой. Раны были нанесены в битве, топором или палицей. Первой, на подбородке, было бы достаточно, чтобы повергнуть царя-воителя на землю; его противник прикончил его по меньшей мере четырьмя ужасными ударами, расколов ему череп. Смерть царя вызвала замешательство среди его людей, и битва, вероятно, была проиграна Фивами, ибо тело Секненры несколько дней пролежало там, где он пал. Наконец оно было найдено и должным образом, хотя и в спешке, похоронено. Мертвое искаженное лицо царя, кажется, еще отражает последние чувства, обуревавшие умирающий мозг, – ярость, боль и сознание поражения.

Не все египтологи согласны с этой версией трагедии, – но для Секненры, если не для Фив, это была трагедия. Конечно, он погиб насильственной смертью, говорят они, но времена были бурные, может быть, Секненра пал не в битве, а от руки убийцы. Но эта теория явно неубедительна. Жестокие раны, характер оружия, показатели начавшегося распада тканей – все это, добавленное к народному сказанию о гиппопотамах, свидетельствует, что Секненра пал на поле битвы от топора гиксосского воина, решив ответить на оскорбительное требование Апопи оружием вместо слов. Народные сказания могут содержать под расшитыми узорами подлинные факты, народная память надолго сохранила имя первого фиванского правителя, поднявшего оружие против варваров.

С последним правителем XVII династии мы достигаем пункта, о котором египтяне готовы говорить, так что мы имеем исторический текст. Царь Камос, сын Секненры, подхватил боевое знамя, выпавшее из мертвой руки отца. Он приказал высечь рассказ о своих достижениях в освободительной войне на двух больших стелах. Одна из них уцелела только в позднейшей копии, верхняя половина которой разрушилась как раз на описании битвы, много лет мучая египтологов. В 1954 г. раскопки в Карнаке открыли вторую стелу, которая привела историю военных кампаний Камоса к триумфальному завершению. Открытие вызвало немалый шум, ибо удачи такого рода не слишком часто встречаются в археологии.

Первый текст начинается с описания совещания царя со своими вельможами, на котором обсуждалось положение в стране. Царь выражает недовольство тем, что происходит в Египте: «Что пользы от моей силы, когда один властелин в Аварисе, а другой – в Куше, а я правлю здесь вместе с азиатом и нубийцем, и каждый владеет частью Египта, и я не могу продвинуться даже до Мемфиса!»

Вельможи в этих текстах ведут себя робко, очевидно, чтобы их осторожность заставляла пылкую храбрость царя сильнее сиять. Они пытаются утешить царя, напоминая о том, как процветают он сам и его народ. Мы будем сражаться, уверяют они его, если азиаты нападут на нас.

Естественно, этот превосходный совет не был услышан, и Камос отправляется на битву. На точке, где утрачен дальнейший текст первой стелы, война в разгаре, Камос беспрепятственно наступает, но устраивает перерыв, чтобы наказать египетского коллаборациониста по имени Тети.