Юрген Торвальд - Разгром на востоке. Поражение фашистской Германии. 1944-1945

Но теперь, возможно впервые, Кох узнал, что его власть рушилась. Военно-морской офицер немедленно предположил, что Кох лжет, что он не имеет никакого сообщения – и бежал на запад. Офицер заявил, что специальный эскорт не доступен и окружной руководитель должен будет присоединиться к одному из конвоев с беженцами, которые должны отойти в Копенгаген после наступления темноты. Кох взорвался. Но он забыл, что этот офицер видел за прошедшие недели так много насилия и страдания, что его нельзя было больше обмануть.

Морской офицер повторил, что специального эскорта не будет. И добавил, что едва в состоянии собрать конвои для беженцев, поэтому не станет отвлекать ни одно из имеющихся в его распоряжении судов для любой другой задачи. Он предложил Коху присоединиться к одному из регулярных конвоев, а кроме того, взять на борт несколько сотен беженцев, для которых, без сомнения, найдется место.

Кох чувствовал, что его власть утекает, как песок сквозь пальцы. Он, возможно, пробовал добиться специального эскорта через Бормана и лояльного нацистского адмирала Кумметца в порту Киля. Но это означало, что он должен будет обнаружить свою попытку убежать. Кох отступил с мрачными, но пустыми угрозами.

Он отправился назад, на свое судно. Путь ему преградили сотни беженцев. Прежний лидер народной армии из Восточной Пруссии, один из маленьких, бесхитростных подчиненных, попросил, чтобы оставшиеся в живых солдаты из его части были взяты с ним. Этот человек сжался, когда Кох неистово закричал, требуя прекратить беспокоить его такой грязью. Кох в ярости сказал «грязь», тут же прибег к театральным манерам и добавил, что нуждается в этом судне для выполнения задач решающей военной важности.

Кох теперь шел на борт так быстро, как мог, поскольку он боялся прибытия на его судно беженцев и незнакомцев. Пока он не знал, куда приведет его бегство, но ни в коем случае не хотел неизбежных свидетелей.

Такова одна версия.

Согласно другим источникам, Кох не оставлял свой штаб на Нерунге до 27 апреля. В тот же день радиооператоры Коха приказали, чтобы два этих ледокола оставили порт Пиллау и встретили Коха и его штаб в определенном пункте по берегу Нерунга. Ледоколы ответили, что в тех водах находятся русские подводные лодки и что невозможно приблизиться к Нерунгу. Вслед за этим им приказали встретить Коха в Хеле.

Кох и его окружение прошли вдоль Нерунга к пункту около Данцига и затем пересекли бухту на барже, прибыв в Хелу, очевидно, утром 28 апреля.

Окружной руководитель Данцига Форстер сопровождал Коха до входа в порт Хела, который был закрыт барьером и охранялся военной полицией. Кох и его свита пробились через толпу беженцев, ждущих судов, не обращая на них ни малейшего внимания. Вскоре после этого ледокол «Восточная Пруссия» оставил порт.

Согласно источникам, используемым выше, бегство из Хелы происходило следующим образом. Когда Кох, после возвращения от командующего портом, шагал по палубе «Восточной Пруссии» со своими приспешниками, он обнаружил среди спасательных шлюпок десятилетнего неизвестного мальчика. Он схватил ребенка и накричал на него, выясняя, как он оказался на борту. Дрожащий мальчик признался, что его мать и брат также на судне. Первый машинист, человек из Кенигсберга, привел свою семью и спрятал их. Кох позвал охранников и приказал, чтобы безбилетники были немедленно высажены на берег. Машинист, услышав шум, появился на палубе. Он был человеком, который испытывал страх перед сильными мира сего. Но его ярость и опасение за свою семью были сильнее. Он заявил, что если его семья будет высажена, то судно отправится в последний рейс. Капитан, также на грани самообладания, поддержал машиниста. И Кох, который не мог без них обойтись, отступил.

«Восточная Пруссия» оставила Хелу в сумерках. «Прегель», после передачи своих угольных запасов «Восточной Пруссии», остался позади.

Судно Коха избежало всех советских мин и подводных лодок. Даже теперь он продолжал посылать радиосообщения в Берлин, но не получил никаких ответов, кроме некоторых пропагандистских провозглашений Бормана.

Кох начал терять контроль над ситуацией. Он не мог постоянно поддерживать на высоком уровне свои сообщения о героическом сопротивлении. Радиопередачи новостей указали, что Гитлер остался в Берлине, что город окружен и сражение за Берлин скоро будет закончено. Наконец, поступили новости об измене Геринга, затем Гиммлера.

После этих новостей Кох оставил всякую надежду на Гитлера и думал только о собственном спасении. Ледокол «Восточная Пруссия» вошел в гавань острова Рюген, но этот остров был к тому времени объявлен цитаделью, и командующий цитаделью запретил Коху бросить якорь в гавани. Ледокол остался на рейде среди судов, которые ждали эскорта.

Кох и люди, что были с ним, теперь умерили свои претензии. В нервозности Кох шагал по верхней палубе. Некоторые из господ пробовали успокоить нервы при помощи ловли рыбы. Большинство из них взялись за бутылку. Коричневая партийная униформа была для пробы заменена сначала более простой армейской формой. Затем появилась гражданская одежда. Маскировка менялась часто, возможно, чтобы проверить, какая самая эффективная. Ложный героизм и вера в победу, болезненное действие игры внезапно исчезли.

Так как высадка на материке в этом месте была невозможна, к тому же острову Рюген также угрожали русские, Кох решил, что он попробует достигнуть Дании. Пока еще он не сформировал окончательный план своего исчезновения.

В этом пункте источники снова различаются. Согласно одному из них, бегство продолжалось следующим образом. Не ожидая эскорта, ледокол «Восточная Пруссия» пришел к датскому острову Борнхольм, в попытке достигнуть относительно свободных от мин вод у шведского побережья и следовать в Копенгаген. Ночью 30 апреля наблюдатель увидел яркий свет шведского берега. На следующий день радисты получили сообщение о смерти Гитлера и после него длинное сообщение нового правительства адмирала Дёница, объявляющего о своем намерении закончить войну на западе, но бороться на востоке. Никто в пьяной толпе вокруг Коха не был огорчен, когда поступили новости о смерти Гитлера. Но из сообщения Дёница Кох почерпнул заключительное, недолгое вдохновение. Он решил приплыть в порт Фленсбург, где Дёниц имел штаб, и отдать себя в распоряжение адмирала для борьбы на востоке. Побуждаемый этой идеей, Кох причалил в Копенгагене 2 мая, чтобы выступить с речью перед немецкими беженцами о сопротивлении на востоке. Он снова почувствовал искушение властью.

Копенгаген показал первые признаки грядущего восстания датчан против немецкого правления. 5 мая Коху приказали оставить порт. Командующий портом отказался предоставить эскорт.