Макс Галло - Ночь длинных ножей. Борьба за власть партийных элит Третьего рейха. 1932–1934

Теперь фон Папен должен действовать. Этот бывший паж Вильгельма II, бывший помещик и член «Херренклуба», Францхен, как называл его Гинденбург, чувствовавший к нему отцовскую привязанность, которая часто возникает у престарелых всемогущих людей по отношению к близким сотрудникам, должен принять решение. Развитие событий в стране внушает ему опасения. Не выпустил ли он на волю дьявола, введя нацистов в Канцелярию? Папен убежден, что власть должна быть сильной, но он шокирован и напуган разгулом террора. Конечно, не подвергая себя особенному риску, он не против установления диктатуры, поскольку надеется, что и тогда ему удастся влиять на ход событий. Позже, как всегда стремясь обелить себя, он напишет: «До 1933 года немецкая история не сталкивалась с антихристианской диктатурой и не имела правителя, лишенного веры или моральных принципов. Поэтому мы не знали, как с ним бороться».

В этой ситуации Папен несколько раз выступает перед публикой с речами. В декабре 1933 года город Бремен празднует 150-ю годовщину основания Ганзейского клуба. Все выдающиеся люди города приглашены на собрание, где выступит с речью вице-канцлер. Папен отдает должное новому режиму, не выделяя никого в отдельности, но обрушивается на тех, кто отрицает «ценность отдельного индивидуума». Его слова вызывают бурную овацию, поскольку, в глазах собравшихся, это был выпад в адрес нацистов.

Через несколько месяцев он выступает перед гораздо более важной аудиторией – Дортмундской промышленной ассоциацией. Улицы этого индустриального центра пусты – люди либо спят, либо работают. Внутри, в ярко освещенном зале клуба, руководители местных предприятий, погрузившись в глубокие кожаные кресла, слушают вице-канцлера. Они слушают его особенно внимательно потому, что он один из тех, кто познакомил Гитлера с промышленными магнатами. В тот вечер, 26 апреля 1934 года, Папен затрагивает темы, которые их особенно волнуют. «Роль, которую играют лидеры промышленного мира, – говорит Папен, – огромна. В отношении государства они должны сохранять максимально возможный уровень свободы». Раздаются бурные аплодисменты, лишенные, однако, неистовства. Это аплодисменты влиятельных, осознающих свою ответственность людей, которые не любят экстравагантных выходок. Одобрение становится еще более полным, когда Папен разоблачает планы экономической автократии. «Автократия превращает существование мировой экономики в иллюзию, – заканчивает он, – и заключает в себе более или менее отдаленную угрозу войны».

Когда Папен произнес свою речь, его поздравляют. Он выразил мнение большинства представителей делового мира, которые не меньше его встревожены зажигательными речами СА и определенными замыслами некоторых членов правительства, вроде Вальтера Дарре, министра продовольствия и сельского хозяйства. Он мечтает о чистой энергичной крестьянской расе, о Германии, черпающей силы в земле и крови. Если эти тенденции возобладают, что будет с экономикой? Есть также Курт Шмидт, министр экономики, о котором говорят, что он хочет ограничить программу перевооружения армии и реорганизовать немецкую промышленность таким образом, чтобы ослабить силу Круппа.

В Руре Папену доверяют. Тем не менее вице-канцлер не скрывает своего беспокойства от членов влиятельной Дортмундской промышленной ассоциации. «Всякий раз, – говорит он, – когда я говорю Гитлеру о том, как опасно идти на уступки Рему, он принимается высмеивать требования лидера штурмовиков и отзывается о них как о людях, которые сбились с правильного пути и не представляют никакой угрозы для общества».

Естественно, у Гитлера есть осведомители: он чувствует, что запутался в сетях, наброшенных на него рейхсвером, Папеном и индустриальными воротилами. Он также хорошо знает ближайшее окружение вице-канцлера. Он знает, что люди вроде Герберта фон Бозе, главного личного секретаря Папена, и фон Чиршского, бывшего монархиста, который пристал к Папену за неимением лучшего, и доктора Эриха Клаузенера, директора Организации католического действия и высокопоставленного чиновника министерства связи, являются, в разной степени, противниками нацизма. Помимо прочего, есть еще личный секретарь Папена, Эдгар Юнг, христианин, консерватор и монархист, который вот уже несколько месяцев расширяет свои контакты, намереваясь свергнуть новый режим. Эти люди тем более опасны, что они могут получить поддержку рейхсвера – военные считают их родственными душами. Поэтому фюрер настороженно относится к этому гадючьему гнезду в офисе вице-канцлера. Но все не так просто; Гитлер колеблется, не спит ночами, разрываемый тревогой и сомнениями. Часто в обществе сонного Брюкнера он подолгу слушает музыку. Гитлеру предстоит сделать исключительно трудный выбор. Чтобы рейхсвер не поддался влиянию консерваторов, надо положить конец насилию и, в первую очередь, претензиям СА. Но если он избавится от СА, не отвергнет ли его армия, поскольку у него больше не будет подачек, которые он бросает ей, чтобы заручиться ее поддержкой?

Ситуация очень деликатная и неоднозначная. Гитлер наблюдает, ждет и читает отчеты.

Количество отчетов о деятельности вице-канцлера быстро растет. Гиммлер и Гейдрих тоже опасаются Папена и его сотрудников и, чтобы быть готовыми к защите или нападению, внедряют в его окружение своих людей.

В апреле 1934 года Гейдрих, руководитель СД, вызывает в Мюнхен Отто Беца. Бец – агент контрразведки, работавший на Гейдриха в Сааре. С виду скромный и бесцветный человечек, он участвовал в удачном покушении на рейнского сепаратиста в ночь с 8 на 9 января 1923 года. Тогда он и познакомился с доктором Эдгаром Юнгом. Гейдрих выбрал Беца, поскольку их сотрудничество будет выглядеть вполне естественно, ведь вице-канцлер – комиссар Саара. Гейдрих – всегда бесстрастный и деловой человек, не любящий лишних слов, – добавляет: «Вы должны будете наблюдать за: 1) Францем фон Папеном, 2) Гербертом фон Бозе и 3) Эдгаром Юнгом. Ваши отчеты направляйте лично мне».

4 мая 1934 года агент Гейдриха приступает к выполнению своих обязанностей. В Берлине он обосновывается в двух шагах от главного управления гестапо, логова Гиммлера и Гейдриха, на Принц-Альбрехт-штрассе, 8. Гейдрих все продумал: в распоряжении Отто Беца два секретаря и четыре полицейских инспектора. На следующий день он представляется вице-канцлеру, но фон Бозе встречает его, не скрывая своей подозрительности. В канцелярии вице-канцлера не любят людей из СД и гестапо. Но Бец возобновляет свое знакомство с Юнгом. Они вспоминают 1923 год, когда они боролись с французами и сепаратистами, и рану, которую получил тогда Юнг. Бец проявляет активность, и его отношения с сотрудниками фон Папена постепенно теплеют. Он по-дружески предупреждает их, чтобы они были осторожны в своих телефонных разговорах, которые, по его словам, прослушиваются СД. Однако это не мешает ему посылать подробные отчеты Гейдриху и Гиммлеру, всемогущим руководителям секретных служб нацистов, которым не подчиняется только абвер (армейская разведка). Гиммлер и Гейдрих, в свою очередь, прежде чем отослать эти отчеты Гитлеру, вносят в них поправки, отвечающие их собственным целям.