Ладислас Фараго - Игра лисиц. Секретные операции абвера в США и Великобритании

26 июня 1940 г. Адольф Гитлер приблизился к Великобритании на самое близкое расстояние за всю войну – он вошел в Дюнкерк, откуда британский экспедиционный корпус успел уйти лишь за три недели до этого. Это была импровизированная остановка в сентиментальном путешествии. Триумфатор стоял перед опустошенными домами на набережной, глядя на жуткую массу обломков в песках и на покореженные остовы автомобилей в воде. Он не был ни заинтересован, ни захвачен зрелищем мрачных останков только что выигранной им кампании. В памяти были картины прошлой войны, в которую он был ефрейтором.

В сопровождении Макса Асманна, своего командира отделения в Первую мировую войну, и своего старого друга Эрнста Шмидта он совершил экскурсию по известным полям сражений, таким, как Мессина и Фромель, Ипр и Лангемарк. Он решил свернуть с маршрута, лишь проехав Пеперинж, когда Асманн сказал ему, что на Дюнкерк, расположенный лишь в нескольких километрах, тоже стоит посмотреть.

Это был единственный приморский объект из всех, которые Гитлер посетил за всю Вторую мировую войну. Лишь в 45 километрах от того места, где он стоял, по другую сторону пролива Па-де-Кале лежал английский берег. Гитлер внимательно смотрел за горизонт, словно пытаясь увидеть эту далекую землю.

Идея высадки в Англии до сих пор не приходила ему в голову, когда он разрабатывал планы войны на Западе. Теперь же в свете проявленной врагом слабости и продемонстрированной всему миру силы его собственных войск он тешил себя этой идеей. Дважды за прошедший месяц тема вторжения в Англию была предметом его беседы с гросс-адмиралом Эрихом Рёдером. 21 мая, на следующий день после того, как немецкие танки достигли Абвиля и устья Соммы, Рёдер, наблюдавший за кампанией с интересом стороннего зрителя, прибыл на командный пункт фюрера в районе Мюнстерейфеля и, как бы случайно, спросил его, не собирается ли он вторгнуться в Англию. Ответ Гитлера был неопределенным. Вновь к этой теме Рёдер вернулся 20 июня, через три дня после того, как Франция выразила готовность капитулировать. На сей раз Гитлер, похоже, был готов отклонить это предложение.

– Я дам вам знать через несколько дней, – ответил он.

Тогда он был занят более важным делом. На следующий день, 21 июня он должен был принимать в Компьене капитуляцию Франции [94]. Затем последовало то, что сэр Питер Флеминг назвал «медовым месяцем победы», – поездка по местам прежних боев и беззаботный отдых в Шварцвальде.

Он все еще отдыхал в Книбисе, горном курорте в Шварцвальде, когда 2 июля изменил свое решение и приказал своему Генеральному штабу немедленно начать разработку плана вторжения в Англию, намеченного, «если потребуется», на середину сентября. Разработчики плана присвоили операции кодовое имя «Лев». Просматривая наброски плана, Гитлер исправил название операции на «Морской лев», так как Англия всегда ассоциировалась у него с морем.

Адмирал Рёдер начал собственные приготовления, не дожидаясь окончательного решения Гитлера. 21 июня, едва прибыв в Берлин, он позвонил адмиралу Канарису и попросил его сконцентрировать свои усилия на Англии. На следующее утро Канарис довел соответствующий приказ до своих подчиненных на набережной Тирпиц. В хронике абвера это событие отражено следующим образом: «На основании распоряжения начальника все операции абвера отныне будут сконцентрированы на английском направлении». Операция абвера получила кодовое наименование «Хаммер» (Молоток) и была разделена на две стадии в зависимости от первоочередности и направленности. Первая стадия, ориентированная на Англию, получила название «Хаммер 1-юг», а вторая, направленная на Шотландию, называлась «Хаммер I-север». Как оказалось впоследствии, для всего предприятия понадобилось совсем немного участников.

На совещании адмирал спросил у Пикенброка и Лахузена, как обстоит дело на «площадке для гольфа».

Пикенброк ответил, что агентов – больше чем достаточно, и привел в пример Джонни.

– Мы проверяем этого агента ежедневно, – добавил он, – его почерк, манеру, меры безопасности, все факты. Вольдорф уверен, что все подлинное.

Хотя британская контрразведка с каждым днем действовала все лучше, абвер, очевидно, чувствовал себя в Англии весьма уверенно. Пикенброк ошибался в том, что касалось аутентичности Джонни, вся достоверность сведений которого была разрушена инцидентом на полпути к Доггер-банке.

В то же время у абвера была горстка надежных агентов, о существовании которых британским властям ничего не было тогда (а возможно, и по сей день) известно.

В течение трех долгих лет в тот критический период подлинным асом был не Джонни, а некий офицер иракской армии. Его работа наглядно демонстрирует, насколько ценным может быть один-единственный агент, если он размещен у источника военных тайн.

Капитан танковых войск иракской армии Мохамед Салман проживал в Англии с 1938 года, находясь в отпуске для изучения тактики танковой войны в Олдершоте, Сандхерсте и Вулидже [95].

Как и многие арабы его поколения, он в глубине души ненавидел англичан и симпатизировал нацистам. Перед отъездом в Англию он согласился работать на абвер в самом сердце британского, окутанного тайной экспериментального отдела механизированной войны.

Собственная дивизия Салмана была придатком британской армии, действовавшей в тесном сотрудничестве с проанглийским режимом Нури-паши. Таким образом, он пользовался неограниченным доступом к некоторым особо секретным объектам и мог информировать немцев о всех новинках в тактике британских бронетанковых войск.

Не менее важным было то, что он мог регулярно отправлять свои материалы из Англии совершенно свободно и беспрепятственно. Его брат, генерал-майор Ахмед Салман был командующим ВВС Ирака и, подобно Мохамеду, тайным врагом англичан. Капитан Салман отправлял свои донесения с иракской дипломатической почтой как личные письма своему брату, а генерал затем передавал их резиденту абвера в Багдаде полковнику Вернеру Юнгу, который передавал информацию по рации в Берлин.

Эта удивительная связь продолжалась до начала мая 1941 года, когда капитан Салман завершил выполнение своих обязанностей в Англии и вернулся на родину, чтобы принять участие в пронацистском военном перевороте Рашида Али аль-Гайлани, в котором его брат играл ключевую роль [96]. По пути в Багдад он прибыл в Лиссабон, где связался с португальской резидентурой абвера. С болгарским паспортом на имя инженера Маджида Сирхана иракский офицер отплыл в Берлин для отчета о миссии в Англии и для получения инструкций по осуществлению своей миссии в Ираке в качестве одного из лидеров оказавшегося скоротечным мятежа.