Харальд Буш - Подводный флот Третьего рейха. Немецкие подлодки в войне, которая была почти выиграна. 1939-1945 гг.

Тем временем всю операцию заправки надо было проработать до деталей; ее организация и штурманский аспект лежали на командире, а за техническую сторону отвечал главный механик.

Приходилось решать множество проблем. На ранней стадии войны заправки такого рода всегда проводились при свете дня. Но по мере увеличения численности и огневой мощи вражеских воздушных разведчиков это стало невозможным, и теперь заправка всегда проводились только по ночам. Для ее успеха приходилось тщательно учитывать направление и силу ветра, состояние погоды и видимость. Перекачка горючего шла через шланги, напоминающие пожарные, – внутри у них была резиновая оболочка, а снаружи они были обтянуты плотным брезентом. За ними надо было постоянно наблюдать, и, чтобы они не потонули, к ним через определенные интервалы крепились спасательные жилеты.

Операция заправок двух подлодок в середине Атлантики была сложна сама по себе, а когда она проходила под постоянной угрозой атаки с воздуха, то вообще становилась сущим кошмаром.

Конечной проблемой были штурманские раскладки – как точно выйти к месту рандеву. Никакая тщательность расчетов не могла уберечь от ошибок, и, поскольку приходилось хранить радиомолчание, случалось, лодки днями искали друг друга, хотя порой их разделяло всего несколько миль.

Чтобы не случилось подобного, все три лодки получили приказ из штаб-квартиры – в день встречи за два часа до захода солнца всплыть на поверхность. Таким образом, в их распоряжении оказывалось три светлых часа, чтобы найти друг друга, и плюс к этому еще одно преимущество – до наступления темноты они могли провести всю техническую подготовку. Предстояло лишь убедиться, что такое расписание не станет преимуществом и для врага.

– Вахту на мостик! Впередсмотрящие – в боевую рубку! К всплытию стоять по местам! Боцман, время?

– Ноль три, командир!

Видимость отличная, волнение моря два-три балла, ветра три-четыре – отлично! Тиллессен отвернулся от перископа, чтобы выслушать рапорт акустика:

– Слышен звук винтов, командир, идут на сближение, курс 0-4-0.

Лучше некуда – значит, другая подлодка уже всплыла.

– Боцман, время?

– Плюс минута, командир!

Тиллессен снова приник к перископу, чтобы в последний раз окинуть взглядом окружающее пространство. Перед ним предстало ужасное зрелище: примерно в миле от лодки из облаков стервятниками вывалились три бомбардировщика.

– Опустить перископ! Погружение! Лево на борт двадцать градусов!

– Заполнить цистерны!

С левого борта стали рваться глубинные бомбы, а бомбардировщики один за другим продолжали заходить на цель, снова и снова…

«U-516» нырнула на двести футов, выровнялась и отползла в сторону. Затем донеслись те звуки, которые издает тонущий корабль, когда он уже исчез под водой – стоны ломающегося корпуса и треск при ударе о дно. Подводная лодка погибла, и вместе с ней расстались с жизнью пятьдесят человек.

Несколько минут на «U-516» царило мертвое молчание; кое у кого лицо поддергивалось нервным тиком. Все застыли, словно окаменев. Затем снова пришли мысли о себе – как им выжить в оставшиеся несколько дней.

Той же ночью радист услышал сообщение, которое лодка «U-Харпе» передавала на базу. «U-544», которая должна была снабдить их горючим, погибла.

Через несколько часов штаб-квартира передала данные о новом месте рандеву для «U-516».

Оно лежало к северу от Азорских островов. Здесь предстояло залить горючее и получить припасы, которые доставит Лаутербах-Эмден на «U-539». Через час после заката обоим лодкам предстояло оказаться на поверхности.

Точно в назначенное время Тиллессен всплыл. Едва только он с первым помощником и тремя вахтенными вышел на мостик, как увидел, что прямо над ними кружит вражеский бомбардировщик.

– Погружение!

И снова они ушли под воду…

Поскольку Тиллессену не надо было сообщать о гибели «U-544», ибо он не знал никаких подробностей, «U-516» в течение нескольких недель не передавала ни слова. Не подлежало сомнению, что командиры подводных лодок были правы в своих подозрениях: враг мог перехватывать и расшифровывать сигналы, что шли из штаб-квартиры адмирала Деница в Берлине. Официальные отрицания, что такого нет и быть не может, не могли изменить того факта, что время от времени за последние три года подлодки, выходя к назначенному месту встречи, убеждались, что враг их уже поджидает там.

Два часа спустя «U-516» снова всплыла. Лаутербаха-Эмдена не было и в помине. Тиллессен сделал все, что предписывается в таких случаях: тридцать минут он на полной скорости описывал широкие круги по поверхности, а затем, погрузившись, очередные тридцать минут слушал. Предполагалось, что рано или поздно одна подлодка услышит другую. Но этого не случилось.

Как потом выяснилось, обе подлодки вели эти игры в течение двух ночей. Тиллессен решил не нарушать первым радиомолчание и наконец все же поймал сообщение «U-539» в Берлин и ответный приказ продолжать попытки найти «U-516». На этот раз они наконец встретились, и Тиллессен получил вволю горючего, чтобы спокойно дойти до базы, хотя испортившаяся погода помешала перегрузить продовольствие.

Пока две лодки стояли борт о борт, Лаутербах-Эмден рассказал, что во время поиска «U-516» он уловил шум винтов. Выяснилось, что его издавал вражеский эсминец, а на некоторым расстоянии от подлодки шел авианосец!

– Я был просто вне себя! – сказал молодой командир. – Будь он чуть поближе, я бы влепил в него торпеду!

Тиллессен поморщился. Да, конечно, жаль упущенной возможности, но…

И он, и весь экипаж «U-516» возвращались после долгого патрулирования. Не так давно прямо у них на глазах другую лодку постиг ужасный конец. Они же добились хоть каких-то успехов, у них больше не осталось торпед – и теперь они хотели лишь добраться до дома.

«Это было странное чувство, – написал Карл Гейнц Марбах, бывший командир подводной лодки. – Сидишь на берегу озера в Баварии, у тебя отпуск. По радио доносится танцевальная музыка. Пьешь, порой прогуливаешься в одиночестве или в хорошей компании. И вдруг жена окликает тебя:

– Эй! Ты слышишь, о чем он говорит?

И ты поворачиваешься на стуле и слушаешь хриплый голос по радио, который скороговоркой рассказывает о «шноркеле», но с такими подробностями, что у тебя вырывается:

– Черт бы побрал эту пропаганду союзников из Кале!

– Значит, вот она, новая штучка для вас! Ну да, так и есть – я вижу по твоему лицу! Вот что ты скрывал от меня! Кстати, что это вообще такое – «шноркель»? От него будет какой-нибудь толк? Да брось ты – раз мы муж и жена, я хочу знать!..»

Стоял март 1944 года, и сутки спустя, вернувшись на базу в Ла-Рошель, я поймал себя на том, что хочу лично во всем разобраться, услышать мнение шефа о нашем новом достижении. Вроде у этого «шноркеля» были какие-то накладки; из первых подлодок, оборудованных им, вернулась только одна – лодка Шротелера, – и его перевели на штабную работу. Что же до других – никто не знал, где и как они попались.