Майкл Карвер - Битва под Эль-Аламейном. Поражение танковой армии Роммеля в Северной Африке

Первыми подразделениями, прошедшими по проходам в минном поле «Январь», стали рота «А» 1-й стрелковой бригады, прошедшая по двум северным проходам, и рота «В», прошедшая по южным проходам: ей пришлось столкнуться с большими трудностями из-за сыпучего песка и огня противника с юга. Огонь несколько ослаб после того, как рота «А» повернула на помощь к югу. За ней последовала танковая рота «Серых». Робертс послал 5-й Королевский танковый полк по двум северным проходам, чтобы он вышел на правый фланг «Серых», и полк прошел минное поле спустя час. Однако на южных проходах на восточной оконечности минного поля «Январь» задержался 1-й Королевский танковый полк, ожидавший подхода стрелковой бригады.

«Вскоре после того, как был открыт заградительный артиллерийский огонь, – писал лейтенант Питер Люк из стрелковой бригады, – мой грузовик застрял в сыпучем песке на входе в проход минного поля, отрезав тех, кто уже вошел в проход, и блокировав путь следовавшим за нами основным бронетанковым силам. Транспорт с первыми ранеными (одному парню оторвало ногу на уровне бедра, а другой лежал на животе с разорванной спиной) также пытался выбраться из узкого прохода, только в противоположную сторону. Если бы физические силы были равны нашему старанию, то мы на руках перенесли бы грузовик на несколько ярдов в сторону на твердый грунт, но, хотя отчаяние придало нам нечеловеческую силу, мы ничего не могли поделать из-за тяжелого груза – пулеметов и пулеметных патронов, которые мы везли на передовую. Мы уже начали разгружать машину, когда одна из наших пушек, участвовавшая в заградительном огне, начала класть снаряды слишком близко от нас. В течение следующей четверти часа это орудие с регулярным интервалом «роняло» свои 25-фунтовые снаряды в непосредственной близости от нас.

К месту развертывания мы вышли с большим воодушевлением. Я был охвачен небывалым энтузиазмом, который сумел, как мне верится, передать своим подчиненным. Когда был открыт сильный заградительный огонь, сержант Джеффорд сказал: «Держу пари, что сейчас у Старого Джерри рябит в глазах!» – и мы все расхохотались. Но когда злополучный артиллерист за нашей спиной начал стрелять почти в нас, люди сохранили веселость, хотя и несколько истеричную, отпуская шутки такого рода: «Я пожалуюсь на него его мамочке!» – и другие в таком же духе.

Когда мы уже выгрузили все боеприпасы и пулеметы на землю, один из снарядов упал в 10 ярдах от нас. Так как он попал в сыпучий песок, все осколки ушли вверх, но взрыв подействовал на нас отрезвляюще, ведь мы еще даже не приняли участия в сражении.

В этот момент один из ротных командиров, Хью, который ушел в проход с одним из своих взводов, вернулся пешком из прохода. «Что, ради всего святого, вы здесь делаете? – спросил он, по вполне понятным причинам нарушая субординацию, не позволяющую офицерам выяснять свои отношения перед подчиненными. – Вы задерживаете целую бронетанковую дивизию».

Несмотря на ночной холод, я почувствовал, что у меня на лице выступил пот, который скрыл слезы отчаяния, покатившиеся из моих глаз. Мне было трудно дышать после тяжелой работы, поэтому мне удалось скрыть дрожь в голосе, когда я сказал: «Прости, Хью, но я не мог объехать этот сыпучий песок. Для объезда не было места». В ответ прозвучало: «Какое мне до этого дело? Вытаскивай свой проклятый грузовик и поезжай туда, где ты нужен».

Он говорил таким тоном, словно думал, что я намеренно посадил грузовик в песок, чтобы не идти на передовую. На самом деле в тот момент (это никогда не повторялось потом) я бы с радостью в одиночку бросился на гренадерский танковый полк немцев. Мне показалось, что «скорпион» был подбит из противотанкового орудия и что мои «виккерсы» могли бы вывести эту проклятую пушку из строя. Бросив грузовик, я побежал по сыпучему песку и по узкой дорожке, которую проделал в нем «скорпион». Я бежал до тех пор, пока не задышал как скаковая лошадь на финише. Эти несколько секунд порыва, естественно, не могли оказать ни малейшего влияния на исход сражения, но меня задело за живое то, что Хью подозревал меня в трусости.

Хью стоял рядом с черным внушительным монументом мертвого «скорпиона», моя машина с пулеметами была позади него. Впереди маячили пешие взводы и несколько саперов; за ними был враг, окопавшийся и невидимый. Враг обнаруживал себя только очередями трассирующих пуль, которые с неправдоподобно малой скоростью вылетали откуда-то из-под земли и медленно разворачивались в воздухе, как свитки японской акварели.

Хью указал рукой на вспышку следующего выстрела противотанкового орудия, и почти в тот же самый момент что-то, похожее на пущенный с невероятной силой мяч, ударилось о землю возле танка и отскочило в воздух пылающей спиралью. Он прокричал: «Уничтожь эту проклятую пушку, пока она не попала в «скорпион» и не устроила иллюминацию на весь проход!» – «Хорошо, Хью», – ответил я.

Уверенность вернулась ко мне, я знал, что могу сейчас сделать что-то полезное. Вспрыгнув на подножку машины рядом с Хэлси, водителем, я приказал ему отъехать влево, на сотню ярдов от подбитого «скорпиона». Хью, умерив свою безапелляционность, пробормотал, что пулемет лучше протащить на руках, так как вокруг полно мин. Но я, приняв в расчет сильный орудийный огонь, махнул Хью рукой, дав ему понять, что мне ясна двусмысленность нашего положения. Мы поехали вперед, не видя перед собой ничего, кроме луны и вспышек неприятельских выстрелов, которые ободряли меня, так как давали возможность расквитаться за пережитое унижение.

Потом я почувствовал сильное сотрясение, и одновременно мне показалось, что я укусил плотную пыль. Меня так тряхнуло, что на какое-то время я потерял способность дышать. В этот момент я осознал, что мы наскочили на мину...»

К этому времени силы разминирования сильно уменьшились из-за потерь; их полковник Корбетт Уайндер доложил Робертсу, что у него остались люди только на разминирование двух проходов в поле «Февраль». На такое решение было дано согласие, и час игрек начала наступления на поле «Февраль» был назначен на половину шестого. На правом фланге минерам не удалось дойти до поля; на левом фланге задача была выполнена, но по ее завершении саперы попали под сильный неприятельский огонь. Когда занялся рассвет и стала ясна невозможность проделать проходы в минных полях днем, саперы были отведены в тыл. Один «скорпион» был подбит и брошен на минном поле на виду у противника.

Когда наступил день, выяснилось, что силы бригады скопились по обе стороны минного поля «Январь». Это была очень неудобная и опасная позиция, так как войска находились на виду у противника и под прицелом его орудий. Это касалось бригады «Свободной Франции», которая была отведена с позиций, занятых ею к западу от Химеймата. Их атака была выполнена группой «А», составленной из 1-го и 2-го батальонов Иностранного легиона под командованием полковника Амилаквари. После долгого и трудного марша по сыпучим пескам два батальона вышли на линию развертывания в боевой порядок на неприятельском минном поле к юго-западу от Химеймата в половине второго. Атака, которая началась часом позже в направлении северо-востока, была поддержана их собственной артиллерией и постановкой дымовой завесы, выполненной Королевскими военно-воздушными силами. Первый батальон на правом фланге встретил сильное сопротивление противника. Незадолго до рассвета Амилаквари приказал перейти в атаку 2-му батальону на левом фланге, и через полчаса они вышли к северному рубежу укрепления. К этому времени уже стало светло и не удалось подтянуть к батальонам противотанковую артиллерию. В половине восьмого батальоны были атакованы захваченными немецкой группой «Киль» танками «стюарт», которые сумели уйти от «крусейдеров» бригады «Свободной Франции». 2-й батальон был вынужден отойти; при этом обнажился тыл 1-го батальона, которому пришлось тоже отступить. Кениг дал Амилаквари разрешение отойти на 3 мили к юго-востоку. Но пешее отступление при дневном свете по голым склонам привело к большим людским потерям. Сам Амилаквари был убит, кроме того, батальоны потеряли весь свой автомобильный транспорт. Смерть воодушевлявшего солдат и любимого ими командира нанесла непоправимый удар по боевому духу Иностранного легиона, что поставило под удар всю операцию.