Адам Улам - Большевики. Причины и последствия переворота 1917 года

Неудачный опыт не излечил молодого революционера от фурьеризма. Наоборот, он еще больше уверился в том, что Россия – «дикая страна» («Мы живем в наполовину варварской стране», – говорил Ленин). С невероятным оптимизмом, столь редким в среде русских радикалов, Петрашевский решил, что за пять лет ему удастся ознакомить народ с учением Фурье. Этого срока будет достаточно, чтобы массы осознали все достоинства нового учения и выгоду, которую они смогут получить, применяя его на практике. Слово «массы», еще одна связь с будущими революционерами, довольно часто звучало из уст Петрашевского. Он был противником военного переворота в духе декабристов. Петрашевский полагал, что воинская жизнь и дисциплина отупляет людей, а Фурье считал военных паразитирующим классом. И тут выясняется, что они в состоянии генерировать идеи. Нет, единственная надежда на массы и народное восстание.

Кружок Петрашевского, как и всякую революционную ячейку, разрывали жесточайшие споры и разногласия; помимо фурьеристов, были последователи других учений и теорий. Группа, называвшая себя коммунистами, настаивала на немедленном крестьянском восстании. Одно время Петрашевский считал, что они могли бы распространять учение Фурье среди помещиков. Экстравагантный бунтарь Петрашевский воображал себя в одинаковой степени революционером и реформатором. Он напоминает тех французских деятелей, которые, пережив безумное юношеское увлечение фурьеризмом и сенсимонизмом, превратились в предпринимателей и банкиров. [22]

Даже самые безобидные сочинения (вроде вполне разумного сочинения о возрастающем значении земельной собственности) использовались в царской России как лишнее доказательство неблагонадежности реформатора-дилетанта. Один из петрашевцев вынес приговор своей эпохе, который, к сожалению, имеет отношение не только к периоду правления Николая I.

«В России все – тайна и обман, и поэтому ни о чем нет никакой достоверной информации… Политика правительства заключается в том, чтобы сохранить как можно больше вещей в тайне или заниматься обманом… Рабы с готовностью или неохотно пытаются предвосхитить желания тиранов. Поэтому ложь и скрытность входит у нас в привычку». [23]

Писатель добавляет, что он говорит о русских рабах, своих современниках, а не о тех, «кто после свержения самодержавия поразил человечество своим беспримерным героизмом и благородством чувств». Увы!

В 1849 году полиция разогнала кружок, а его членов арестовала. В отличие от декабристов среди петрашевцев не было представителей высшего дворянства. В большинстве это были мелкие помещики и чиновники, занимающие невысокие должности. Тайная полиция постаралась представить кружок петрашевцев, обычный дискуссионный клуб, как общество заговорщиков. Вынесенный петрашевцам приговор, учитывая тот факт, что обвиняемые, в отличие от декабристов, отрицали свою причастность к подрывной деятельности, отличался невероятной жесткостью. В числе приговоренных к смертной казни были Достоевский и Петрашевский, двадцать один член кружка. Им уже объявили приговор, когда поступило распоряжение о замене смертной казни бессрочной каторгой (затягивание с объявлением изменения приговора до последнего момента было, несомненно, умышленным).

Вся сущность эпохи царствования Николая I воплотилась в судьбе последовавших за декабристами петрашевцев. По сути, с радикализмом было покончено. Годы революционного подъема, 1830-й и 1848-й, пошатнувшие троны и государственные институты всей Европы, нашли свое отражение в России в еще больше увеличившихся репрессиях. Восстание в Польше в 1830 году было подавлено, и русская часть Польши лишилась автономии. Россия, проявившая себя как оплот самодержавия, противостояла либеральным идеям и конституционализму всей Европы. Стабильность и могущество империи были приобретены ценой пренебрежения к проведению необходимых реформ, и после смерти Николая I, последовавшей в 1855 году, Россия была несоизмеримо дальше от Европы, чем в 1825 году. Поражение России в Крымской войне (1854—1856) явственно продемонстрировало необходимость проведения реформ; устойчивое положение империи было всего лишь миражем.

Но самым пагубным наследием эпохи явился антагонизм между правительством и просвещенным классом. У последних это выражалось в страхе и ненависти к самодержавию, заставляя их видеть в любом правительстве, даже склонном к реформам, непримиримого врага. Как бы то ни было, но в России должен был появиться либерализм. Поначалу незаметный, совсем не похожий на революционный радикализм и неохотно признающий, что имеется угроза свободе как с одной, так и с другой стороны. Политическое давление во времена правления Николая I, правительство, взявшее на себя управление религией, литературой и личными делами своих сограждан, преподали обществу опасный урок: все в конечном счете зависит от политиков. Таким образом, самодержавие подготовило почву для появления в России социализма.

Русский социализм был направлен против российского самодержавия и западного либерализма. Две личности стоят у его истоков: Михаил Бакунин и Александр Герцен. Они наиболее полно определяют характер русского социализма: мучительный, раздираемый внутренними противоречиями в поисках компромиссного решения, в котором приступы отчаяния сменялись мессианской надеждой, что Россия, русские могли бы научить мир и указать путь к свободе и социальной справедливости. Строго говоря, ни Бакунин, ни Герцен не могут считаться социалистами. Они не признавали сословных различий, и никакая система – социализм, анархизм, популизм – была не в состоянии оценить по достоинству экстраординарное многообразие и сложность идей, которые появлялись из-под пера каждого из них, множество настроений и политических позиций, которые они сменили за свою жизнь. Но они пришли к социализму, то есть писали и действовали в полном убеждении, что недостаточно одной политической реформы и только широкомасштабные социальные и экономические преобразования смогут возродить Россию. Свои радикальные идеи они высказывали в салонах Санкт-Петербурга и Москвы, выступали с ними на европейской сцене, тем самым заложив начало революционной борьбы на родине.

Наследие Михаила Бакунина (1814—1876) является в основном частью западного анархизма. В своей стране Бакунин имел немного последователей. Его жизнь была воплощением идеала радикализма, примером настоящей революционной деятельности и вошла в историю как типичная для всего движения.

Бакунин был из породы людей, вызывающих или бурный восторг, или полное неприятие. Любая попытка создать объективное жизнеописание, вероятно, будет лицемерием. Недружелюбно настроенный биограф обязательно отметит, что его бунтарский дух являлся следствием беспорядочной жизни; такой революционер не может примириться ни с одной из социальных систем. Благожелательно настроенный биограф будет вынужден опустить или преуменьшить отрицательные черты характера Бакунина: расизм, ксенофобию, полную безответственность, которая толкала к настоящим преступникам и явным сумасшедшим вроде Нечаева. В Бакунине, в явно преувеличенной форме, совместилась вся сила и слабость русского революционного движения, от героического и патетического до финального поражения (его увлеченность большевизмом), в котором было больше пафоса, нежели героизма.