Адам Улам - Большевики. Причины и последствия переворота 1917 года

Как трогательно звучат эти эмигрантские слова на фоне сталинской России!

Все перечисленные разногласия и трудности составляли всего лишь часть того, что в советской истории носит название «искровского» периода. Газета оправдывала свой горячий призыв: разгорелось пламя, которому, похоже, нет конца.

Конечно если просмотреть номера газет, то трудно понять, в чем заключается ее важная историческая победа. Из редакторов только Плеханов обладал даром красноречия и являлся непревзойденным очеркистом. Ленин и Мартов были скорее склонны к политической полемике. Но главная функция газеты заключалась, по всей видимости, в том, чтобы обращать в свою веру простых рабочих России. Однако ее стиль и характер были совершенно непригодны для этой цели. Сотрудники газеты не могли, даже если бы очень захотели, говорить простым языком и вникать в каждодневные проблемы рабочих. Само понятие агитации требовало тесного физического контакта с пролетариатом, но это было недостижимо для газеты, издававшейся в Мюнхене или Женеве. Читателей «Искры» упорно кормили враждебной критикой экономизма, оценкой либерализма, шансами добиться у царя конституции и тому подобным. Характерно, что приезжающие из России настойчиво просили редакторов издавать другую газету, более доступную для рабочих масс. Ленину пришлось объяснять идею публикации революционной газеты за границей. Публикация в России, писал он с присущим ему здравомыслием, поставит под удар людей, потребует огромных денежных сумм, которые лучше использовать для тайного ввоза «Искры» в страну.

Он был абсолютно прав, хотя тайный ввоз в Россию и распространение там газеты подвергали опасности многих людей, но это были простые солдаты революции. Историческая роль «Искры» заключается в том, что она объединила разрозненные группы передовых рабочих, составивших российскую социал-демократию этого периода. Искровцы, как они стали называться, действовали в условиях строжайшей конспирации. Их поддерживала мысль, что, если даже распространитель газеты будет арестован, руководители движения останутся в безопасности, и полиция не сможет воспрепятствовать деятельности партии, как это было с «Народной волей». Используя современную терминологию, можно сказать, что это была форма политической партизанской войны против царского режима и, как всякая успешная деятельность, она черпала силы в руководстве и источниках снабжения, расположенных вне досягаемости врага. Ничто так не деморализует революционную группу, как чувство оторванности, понимание, что революционные силы уже на исходе и нет никого, кто бы смог выполнять работу павшего. Спустя тридцать – сорок лет люди будут поражаться тому, как коммунисты в некой далекой стране будут продолжать бессмысленную борьбу, утешаясь тем, что их руководители пользуются защитой и поддержкой Советского Союза. Именно в искровский период проявилась эта парадоксальная черта революционной психологии.

От Иркутска до Одессы марксистские группы могли ощущать себя частью единого движения, возглавляемого самыми авторитетными героями революции. Российские социалисты не могли знать о постоянных разногласиях и назревающем конфликте в редакции «Искры». Они считали, что работа дружной группы уравновешивается, с одной стороны, такими уважаемыми ветеранами, как Плеханов и Засулич, а с другой стороны – приобретающими авторитет революционными лидерами. Влияние экономизма, одно время господствующего в социалистических кружках, в 1901-м и 1902 годах явно пошло на убыль. «Искра» не могла надеяться на то, что ей удастся оказать влияние на рабочую массу, что же касается крестьян, то они сохраняли устойчивый иммунитет к учению Маркса. Для элиты революционно настроенной интеллигенции и рабочих газета служила доказательством растущего авторитета. Для Ленина она была большим профессиональным революционером, чем «массы», хранившие ключ от победы социализма.

Разработка грандиозных планов и идей на фоне непрекращающейся работы и мелких стычек определяли жизнь эмиграции. Ленин и его сотрудники жили в Мюнхене по поддельным паспортам, частично из опасения, что российские власти могут опознать их и заявить протест правительствам Германии и Баварии. [106]

Другой и, вероятно, более важной причиной, по которой искровцы скрывались под чужими именами, была надежда, впрочем, тоже бессмысленная, что таким образом им удастся избежать ненужного общения; серьезную опасность представляла знаменитая русская общительность.

Большинство русских эмигрантов считали, что любой соотечественник является законной добычей для ведения бесконечных дискуссий. В Мюнхене было относительно немного русских, но, как во всяком культурном центре того времени, в нем находилась колония русских студентов. Смешно думать, что Ленина можно было принять за «герра Мейера» или Мартова и Потресова за кого-то другого, кроме как за тех, кем они являлись на самом деле, – представителей революционной интеллигенции.

Владимир Ильич понимал, что в такой критический момент, когда его детище еще только вставало на ноги, от него требовалось особое внимание. Ему катастрофически не хватало времени, и, в отличие от соотечественников, он меньше всего думал об устройстве быта. Один из сотрудников вспоминал, что Ленин начинал работу в девять утра, а заканчивал поздней ночью. Иногда его можно было затащить в кафе, расположенное по соседству, чтобы выпить кружку пива, но эта небольшая передышка, как правило, заканчивалась отнюдь не по-русски. Через полчаса он начинал ерзать, посматривать на часы и, наконец, объявлял: «Заканчивайте с пивом. Даю вам не больше двух минут». Он крайне редко обращал внимание на местных русских, являвшихся постоянными посетителями кафе, но мог, к примеру, влезть в дискуссию, затеянную эмигрантами, и, не доспорив, уйти; это Ленин, который обычно ввязывался в любой спор, касался ли он политики, литературы или каких-то других вещей, и доводил его до победного конца. Останься он до закрытия кафе, и спор бы продолжился дальше. Как можно было не пригласить кого-то из участников диспута домой или отправиться к нему на квартиру, для продолжения спора? Они были молоды, полны энергии и обожали споры. Их голоса, закаленные пением революционных песен, вызывали негодование соседей. Как надоели эти шумные иностранцы! Именно такую Россию имел в виду Борис Пастернак, когда писал в романе «Доктор Живаго»: «Они говорили в дороге, как могут говорить только русские». Ленина сильно раздражали эти бесконечные разговоры русских интеллигентов. Он много времени уделял работе, а если оставалось свободное время, то тратил его с большей пользой, на чтение или физические упражнения. Неженатый Мартов, томившийся одиночеством, скоро поддался соблазну и много времени проводил в кафе.