Виктор фон Хаген - Ацтеки, майя, инки. Великие царства древней Америки

Из этого вырастает клановая организация общества. Простолюдина убеждают, что владельцами земли являются боги, а жрецы, дробя ее на части, выступают от имени богов. Советниками храмовых городов выделяются земельные наделы разным общинам (у ацтеков на настоящих картах, нарисованных на бумаге аматль, были написаны в виде ребусов имена владельцев земельных наделов), и эти советники, по-видимому, руководят делением земли. У майя каждой семье выделялся участок земли площадью 37 с небольшим кв. м (хун уиник), который отмеряли при помощи 6-метровой (20-футовой) измерительной палки или ленты. Другие подробности нам неизвестны. Мы не знаем, сохранялась ли земля за правителем, как у инков, и возвращалась ли она в общину после кончины того, кто ею пользовался, для передачи ее другому человеку, или она принадлежала, как у ацтеков, кальпулли. Мы знаем не больше, чем Диего де Ланда, который пишет: «…каждый женатый мужчина и его жена… засевают участок площадью четыреста квадратных футов… который они называют хун уиник и измеряют при помощи шеста длиной двадцать футов».

Землю обрабатывали сообща: «…индейцы имеют обыкновение помогать друг другу в работе… Они объединяются в группы по двадцать человек и не бросают работу, пока все работы не будут сделаны у каждого». Это служит показателем общинной организации. Общины представляют собой самые тесные узы, самые понятные взаимоотношения. Индейцев майя объединяли узы крови, «так как обладать одной кровью означает обладать тем же жизненным принципом, и в этом смысле все люди одной крови составляют одно единое живое существо. Именно в этом и состоит клановое родство».

Вывод о том, что майя жили общинами, можно сделать из замечаний Ланды о широко распространенном табу на экзогамные браки между людьми, носящими имена (прозвища) одного клана: «…они всегда называют своих сыновей и дочерей именем отца и матери… и по этой причине индейцы говорят, что все те, кто носят одно и то же прозвище, принадлежат к одной семье… Поэтому, когда индеец приходит в какое– то место, где его не знают и где он нужен… он сразу же называет им свое имя, и они принимают его там радушно».

«Нет на свете моногамных животных, за исключением тех, которые любят один раз в своей жизни», – сказал Реми де Гурмон (1858–1915, французский писатель и критик). Майя прекрасно знали об этом и старались, как это было характерно и для других цивилизаций, устанавливать такие правила, чтобы мог сохраняться постоянный брак. И все же спаривание, самая естественная из жизненных функций, никогда не рассматривалась людьми, цивилизованными или первобытными, как естественная или нормальная. Брачным возрастом у майя для мужчин считалось 18 лет, а для женщин – 14 лет. Одним из строгих запретов был запрет жениться на женщине, носящей то же прозвище, что и мужчина. Но он мог жениться на любой женщине из рода своей матери, даже на двоюродной сестре.

У майя были профессиональные свахи. Такая сваха называлась ах атанцахоб. Считалось, что для индейца майя недостойно искать жену самостоятельно. Иногда отцы договаривались о браке между своими сыновьями и дочерьми, когда те были еще младенцами, и относились друг к другу даже еще до официального бракосочетания как свояки.

В том числе и по этой причине Диего де Ланда полагал, что майя женились не по любви. Но, несмотря на все написанное епископом, майя прекрасно знали силу романтической любви, хотя, возможно, подобно грекам, они считали страсть разрушительной. Кроме того, первобытные люди всегда суеверны в отношении к браку; посредники, по их поверьям, выступали в качестве первой преграды к его осквернению. При этом верно то, что древние майя не были распутными.

Рис. 63. Майя рано вступали в брак: женщины выходили замуж в 14 лет, мужчины женились в 18. Сваха стоит слева, а жрец «очищает» пару дымом копала

Олдос Хаксли, увидев скульптуру майя in situ (на своем месте – лат.), с некоторой долей раздражения сделал вывод: «В искусстве майя нет секса…» По его рассуждениям, возможной причиной этого было то, что нервная возбудимость майя была меньше, чем у нас, а их сексуальная фантазия вялой. Он также отметил частоту, с которой в искусстве майя появляются женские формы.

Если бы Хаксли поездил по тому региону Юкатана, который носит название Пуук, где находится великолепный каменный город Ушмаль, то, помимо прочего, он смог бы увидеть достаточное количество доказательств фаллических традиций. На фасаде здания, иронично названного «женский монастырь», находятся скульптуры обнаженных мужских фигур с акцентированными фаллосами. Там же, напротив дворца правителя, находятся остатки гигантского фаллоса. На всей территории этого региона и до развалин Чичен-Ицы фаллические символы стоят повсюду, как грибы поганки, чтобы шокировать или забавлять приезжего. Есть достаточно доказательств того, что у майя в прошлой жизни их племени было достаточно места для похоти.

Среди майя существовала сексуальная свобода, что бы это ни значило. Для молодых людей, которые жили отдельно от стариков, в каждой деревне имелся «большой побеленный дом, открытый со всех сторон», где они встречались для развлечений, игр в кости, мяч и др. Свои тела они раскрашивали в черный цвет, как того требовал обычай от мужчин перед браком. Они спали под одной крышей, но, пишет епископ Ланда, по отдельности, и не занимались «гнусным грехом», т. е. гомосексуализмом. Берналь Диас писал, что в 1516 году на острове Косумель он видел фрески, на которых индейцы занимаются гомосексуализмом. Но епископу противоречит его современник отец Сьюдад-Реаль, который написал, что существовало три вещи, за которые индейцев следует похвалить: «Написание книг, отсутствие каннибализма и интереса к отвратительному пороку, гомосексуализму». Мы не знаем, считали ли майя, подобно древним грекам, гомосексуальную связь нормальной и относились ли к ней так же открыто, как и к гетеросексуальной, но точно известно, что молодые люди приводили к себе публичных женщин (гуатепол). «И хотя женщины получали за это плату [пригоршню зерен какао], их осаждало такое большое количество мужчин – один за другим, – что они уставали чуть ли не до смерти».

Моногамные браки были правилом среди простолюдинов. «Жители Юкатана никогда не брали себе больше одной жены». Когда молодой человек задумывался о женитьбе, а его отец начинал воплощать эту мысль в действия, он старался, пишет епископ, искать жену в хорошее время, чтобы она была хорошая. Нанималась сваха (ах атанцах), собирался выкуп за невесту (мухул) и начинались приготовления к свадьбе. Чтобы оградить брак от злых духов, советовались со жрецом (ах кин нек чилан), который читал астрологическую книгу дней, чтобы определить, не выпадают ли дни их рождения, их имена и день их предполагаемого бракосочетания на несчастливые дни. Затем теща и свекровь ткали новые наряды для жениха и невесты, а отец невесты подготавливал дом для свадебной церемонии и пиршества.