Питер Бискинд - Беспечные ездоки, бешеные быки

В 1963 году, когда Коппола пришёл в Калифорнийский университет, факультеты кинематографии считались чем-то вроде гетто для бездельников и уклонистов. Например, факультет университета Южной Калифорнии размещался в заброшенной конюшне, а Калифорнийского — в куонсетских ангарах-казармах [9] Ангар полуцилиндрической формы из гофрированного железа, используемый в качестве временной армейской казармы или хозяйственной постройки. Первые строения такого типа были собраны ВМС в 1941 г. в местечке Квонсет-Пойнт, штат Род-Айленд. времён Второй мировой войны. «Серьёзной специализацией это назвать было нельзя, — вспоминает кинодраматург Уиллард Хайк, поступивший в университет Южной Калифорнии в 1965 году. — Вы могли случайно оказаться на территории киношников, на вас кто-то натолкнулся, и спросил — хочешь делать кино? — и всё. Попасть в Киношколу было очень просто». Без сомнения, другим мотивом была война во Вьетнаме. Подтверждает звукооператор Уолтер Мёрч: «Конечно, все мы пришли в кино, потому что нам это было интересно, а ещё это был способ «откосить» от армии».

В свои 28 лет Коппола был дюжим парнем за метр восемьдесят ростом, носил бороду и очки в роговой оправе с линзами размером с кирпич. Вид его одежды говорил о том, что он спал, не раздеваясь. В его жизни наступил «период Фиделя Кастро» — чаще всего он носил одежду военного образца, армейские ботинки и соответствующий головной убор. Итак, Коппола взялся за «Радугу Файниана», картину с минимально возможным для мюзикла бюджетом, уже отобранным составом исполнителей и сильным продюсером. «Музыкальную комедию в нашей семье очень любили, можно сказать, я с ней вырос. Откровенно говоря, я надеялся, что отцу моя работа понравится», — отмечает Коппола.

Как-то летом 1967 года он заметил худощавого неразговорчивого парня лет двадцати с небольшим, тоже с бородой, который слонялся по углам площадки, наблюдая, как «доисторическая» съёмочная группа, нетвердой походкой, едва не падая от старости, выполняет свою работу. Изо дня в день он носил одну и ту же одежду — джинсы и белую рубашку навыпуск с пристегивающимся воротничком. Джордж Лукас считался звездой университета Южной Калифорнии, а его студенческая короткометражка «ТНХ: 1138:4ЕВ/Электронный лабиринт» взяла в 1968 году первый приз на 3-м Национальном фестивале студенческих фильмов. Последипломная стажировка на студии «Уорнер» позволяла ему в течение шести месяцев делать на месте съёмок практически всё, что угодно. Лукас мечтал попасть в подмастерья к Тексу Авери и Чаку Джоунсу, в легендарный отдел мультипликации, но, как и почти всё на студии, он оказался закрыт. Пришлось прибиться к площадке Копполы, единственной, где ещё теплилась жизнь.

Лукас был патологически стеснителен, в особенности — со взрослыми. Марше Гриффин, женщине, с которой он тогда начал встречаться, а впоследствии — жене, потребовалось несколько месяцев на то, чтобы вытянуть из него место рождения. «Его было невозможно разговорить. Например, я спрашивала:

— Джордж, а где ты родился?

— Ну в Калифорнии.

— А где, в Калифорнии?

— На севере.

— А где, на севере?

— К северу от Сан-Франциско.

По собственной воле о себе он ничего не рассказывал, всегда оставался тихим и замкнутым», — вспоминает Марша. Удивительно, но с Копполой Лукас мог говорить бесконечно. Говорили, конечно, о кино. И Фрэнсис почувствовал в нём родственную душу — кроме него самого на студии это был единственный бородач, единственный студент-киношник и единственный человек моложе шестидесяти. Ну почти единственный.

Лукас был в восторге от встречи с Копполой, который для студентов киношколы успел стать легендой. Рассказывает Мёрч: «Личные качества позволили ему на студии открывать любые двери. И там, в дорожке света, было видно, как один из нас, ещё студент, никак не связанный с киноиндустрией, делает шаг, олицетворяющий превращение школяра в мастера художественного кино, которое к тому же спонсирует настоящая студия».

Однако через пару недель наблюдений за «борьбой» Копполы с «Радугой Файниана» Лукас решил, что увидел достаточно. Коппола был раздосадован: «Что значит, ты уходишь? Я тебя плохо развлекаю? Неужто ты выучил всё, что можно, наблюдая за моей режиссурой?» — и предложил Лукасу стать его помощником. Так под обаяние Копполы подпал и Лукас.

Надо отметить, что Коппола не был самостоятелен — он всецело зависел от продюсера Джо Лэндона. Молодому режиссёру не улыбалась перспектива съёмок в павильоне, он стремился выехать на натуру, в Кентукки, где по сценарию и происходили события, но студия в выезде, естественно, отказывала, а Копполе, в отличие от Битти, силёнок настоять на своём ещё не хватало. Наконец, ближе к концу производства, он освободился от пут, выехал с несколькими актёрами и минимумом команды в район Залива и провёл «партизанские» съёмки.

Методы Копполы были настолько не шаблонны, что он понимал — дни его сочтены. Вспоминает Милиус: «В здании продюсера у Фрэнсиса была небольшая коморка. Он умыкал пленку, оборудование и стаскивал всё туда. Как-то он сказал: «Когда они, наконец, меня вышвырнут, у нас будет, чем и на чём делать новый фильм».

«Бонни и Клайда» закончили снимать в самом начале лета 1967 года. Студийные «шпионы» тайком проникали на просмотры чернового монтажа и Ледерер уже знал, что картину хотят «похоронить». Более того, её даже не было в выпускном графике студии. Отделом дистрибуции заведовал Мори Гольдштейн по прозвищу Пук-Пук. Не удосужившись посмотреть картину, он решил выпустить её 22 сентября в открытом кинотеатре для автомобилистов в техасском Дентоне. Вот что по этому поводу заметил Ледерер: «В те годы время хуже сентября для выпуска фильма придумать было трудно. С таким же успехом его можно было выбросить на помойку». Как-то в Нью-Йорк Ледереру позвонил парень со студии, который обычно делал для него рекламные киноролики, предварявшие выход на экраны новинок: «Я только что посмотрел черновой вариант «Бонни и Клайда». Это потрясающе, такого вы ещё не видели!». И Ледерер пошел к Кальменсону: «Послушай, Бенни, не «закрывай» «Бонни и Клайда» сразу, давай посмотрим и потом примем решение. Есть черновой монтажный вариант. Я знаю, Уоррен будет орать, но ненадолго я смогу его умыкнуть».

На следующий день Ледерер со своей командой посмотрел картину. Это был нокаут, и он, не задумываясь, направился к Гольдштепну. Тот в своем кабинете проводил совещание с четырьмя менеджерами своего отдела. «Послушай, Дик, — сказал Гольдштейн, — фильм мы смотрели и действуем в соответствии с первоначальным планом показа. Я тебе больше скажу, вот как мы хотим обставить один из грандиозных национальных премьерных показов в Дентоне — ты найдешь ретро-автомобили, поднимешь большой шум, возьмёшь Уоррена, Артура и Фей. В общем, это будет здорово». Ледерер был в ярости и обратился к менеджерам: «Послушайте, машины я, конечно, достану, не проблема, но на этом я умываю руки. Знаете, куда пойдет Уоррен, как только узнает, что вы тут решили? Он пойдет сюда, в этот кабинет, с ножом, и отрежет вам яйца, всем по очереди». С этими словами Ледерер удалился.