Питер Бискинд - Беспечные ездоки, бешеные быки

Однако Леонард добился определённого успеха и сам по себе. Его сценарий к «Поцелую женщины-паука» (1985 год) выдвигался на премию «Оскар», а картина стала арт-хаусным хитом и оказалась в числе представленных на Кинофестивале в Каннах в один год с «Мисимой». «Мне позарез нужно было иметь в Каннах под рукой Чийеко, для имиджа, — продолжает Шрэдер. — Требовалась натуральная японка, чтобы пресса прониклась якобы подлинным духом и колоритом картины. Но Леонард ехать отказался, потому что не хотел быть в роли девочки-статистки на заднике. А раз не едет муж, значит, не едет и жена. Я позвонил ей и сказал: «Знаешь, если Леонарду нравится гробить себя и беситься, ради бога, но ты поехать обязана». И она — поехала! Конечно, легче ему от этого не стало. Думаю, только поплохело. Больше мы не разговаривали. Точка».

После «Мисимы» о Шрэдере-драматурге или режиссёре почти не было слышно, во всяком случае, своих высот 70-х он больше не достигал. Рассказывает Розенман: «Стивен Сондхайм считает, что любое произведение искусства рождается из гнева и ярости, наверное, в отношении Шрэдера это справедливо. Но демоны и прочие твари, что «заводили» его прежде, вдруг поутихли». Похоже, что к Шрэдеру подходит определение Кэйл: «Скорее нагловат, чем талантлив». По иронии судьбы, лучшей режиссёрской работой Шрэдера остался «Синий воротничок», его первая картина, от которой он, по существу, отрёкся. Говорит Леонард: «Брат стесняется этого фильма. Причин, наверное, две. Первая — он ещё не владел стилем, что как бриллиант засверкал в «Людях-кошках»; вторая — сценарий писал не он». Ещё бы, ведь его написал Леонард.

К началу 80-х Деннис Хоппер достиг дна самого глубокого ущелья. В день он потреблял по два литра рома, 28 бутылок пива и 3 грамма кокаина. Ром он пил с кока-колой, по решил, что клюквенный сок полезнее для печени, и сменил рецепт Несмотря на беспробудное пьянство и наркотический туман, Хоппер считал, что ещё кое на что способен. Жалел тех, кто ломался после пары стаканов или одной «дорожки» кокаина — им только предстояло пройти «12 ступенек», а он — в полном порядке.

Паранойя становилась сильнее, хотя дальше, вроде бы и некуда. Он был уверен, что мафия его «заказала» и решил покончить с неопределённостью. На основе трюка «Русский стул для самоубийств» Хоппер решил устроить хэппенинг на специальной площадке при подъезде к Хьюстону. По сценарию он ложился в импровизированный гроб из бумаги и обкладывал себя динамитными шашками. Подобную штуку он видел в детстве и даже думал ввести её в начало «Беспечного ездока» Предполагалось, что он либо погибнет от взрыва, либо от рук мафии, которая непременно прознает, где его искать, и исполнит приговор. Со всех концов страны слетелись друзья, чтобы воочию увидеть, удастся ли ему, наконец, свести счёты с жизнью.

По-прежнему не сомневаясь, что мафия у него «на хвосте», Хоппер решил «заметать следы»: перестал «толкать» кокаин и героин в Лос-Анджелесе и уехал в Мексику, где наклёвывался ангажемент. Однажды в приступе белой горячки он разделся догола и пошёл прогуляться по джунглям. Наконец, после того, как он здорово наподдал мексиканскому детективу, кинокомпания решила отправить его в Штаты. Поднимаясь но трапу в самолёт, он почему-то решил, что его бывшие режиссёры Коппола и Вим Вендерс снимают его через иллюминаторы. Каким-то образом он умудрился пробраться на крыло самолёта, благо тот не успел взлететь. После того, как Хоппер, наконец, оказался в Лос-Анджелесе, его сначала поместили в больницу в Сенчури-Сити, затем включили в антинаркотическую программу реабилитации знаменитостей «8-я студия» и, напоследок — в Центральную больницу штата. «Я зарегистрировался, но выписаться уже не мог, — рассказывает Хоппер. — Здесь меня собирались запереть на два с половиной года, решили, что на волю выпускать меня нельзя». Боб Рэфелсон через своих агентов разыскал место, где держали Денниса, на День отца [188] День отца — праздничный день, отмечается в 3-е воскресенье июня, начиная с 1910 г. навестил его, вывез с территории больницы и доставил к Берту Шнайдеру. Берт продержал его у себя до тех пор, пока Хоппер более или менее не пришёл в себя и даже подыскал ему сиделку. «Я принимал таблетки против психоза, от которых еле волочил ноги и она спросила:

— Что принимаешь?

— Это мои таблеточки, я должен пить их, потому что я — псих. Она забрала моё лекарство, спустила в унитаз и сказала: «Алкоголик ты чёртов, а не псих!».

«По молодости я не знал, как можно жить без спиртного, — продолжает Хоппер. — А пенсионный рай представлял как вечный балдёж в кресле-качалке с батареей бутылок виски, граммулечкой кокаина, «травкой» и кучей сигарет. Наркотики открывают кое-какие двери, правда, быстро их захлопывают. И вот ты уже работаешь только на наркотики, жизнь строишь так, чтобы достать дозу, в друзья выбираешь тех, кто не сдаст, и печёшься только о том, чтобы не «замели». Страдают же те, кто тебя любит, потому что других вокруг уже нет. Жуть».

После «Личного рекорда» дела у Тауна шли неважно и он хотел привлечь внимание Битти и Пенна к своему сценарию под названием «Русалка». Но писал его так долго, что в прокат вышел «Всплеск», и надобность продолжать работу отпала сама собой. Потом занялся для Эшби переработкой сценария Оливера Стоуна «Восемь миллионов способов умереть». Выстраивая эпизод, режиссёр поменял кое-какие детали, что, по словам продюсера Стива Рота, «привело Роберта в бешенство. Он как псих бегал и вопил. Наверное, считал, что из сценария выбросили кусок, по гениальности сравнимый разве что с изобретением метода нарезки хлеба для тостов. Самовлюблённого маньяка окружала толпа ему подобных. Подоплёка скандала очевидна — Таун завидовал Халу, крупному режиссёру, и думал, что делает тому большое одолжение, переписывая диалоги. Отвратительнее сцены я не видел. Халу и без того мало когда везло, а тут навалились обвинения в злоупотреблении наркотиками. И Таун злобствовал, мол, режиссер уже перевалил через горку и скрылся за горизонтом. Придурок. Разорялся: «Больше меня он меня ни разу не отымеет». Самое отвратительное в том, что оба очень по-доброму относились друг к другу. А тут враз взяли и похерели дружбу. Не думаю, что после этой ссоры они когда-нибудь разговаривали».

Боб Эванс пообещал Николсону устроить обед, если получит «Оскара» за свой фильм-возвращение «На языке нежности». Под десерт — крем-брюле с виноградом — Эванс решил растрогать Николсона до слёз и объявил, что Таун вот-вот закончит сценарий «Два Джейка», вторую часть из задуманной писателем трилогии. Если действие «Китайского квартала» происходило в 30-е годы, а сюжет строился вокруг ирригации и власти старых монополистов, то продолжение должно было происходить уже после войны, в 1947 году. В основе — борьба нефтяных баронов и крупных владельцев недвижимости, другими словами, противостояние белых англосаксов и евреев за контроль над Лос-Анджелесом. По сюжету Джейк Гиттес ищет Кэтрин Малурей (дочь Эвелин от своего же отца) и узнаёт, что та замужем за человеком, которого тоже зовут Джейк. Этот персонаж отдалённо напоминал отца Тауна, Лу. (Продолжение тут же окрестили «Железный еврей».) Неплохо выпив и закусив, трое друзей решили, что Эванс, не появлявшийся па экране 26 лет, сыграет второго Джейка. В логике им нс откажешь. По словам источника, «Эванс идеально подходил на эту роль, такое же дерьмо». К тому же, если что, Джек — первый Джейк — мог помочь на площадке.