Игорь Зимин - Взрослый мир императорских резиденций. Вторая четверть XIX – начало XX в.

Курила и императрица Александра Федоровна. Судя по воспоминаниям, до 1905 г. она не курила, но «во время революции приохотилась к папиросам» 723. О том, что императрица курила, свидетельствуют и ее денежные счета. Так, в сентябре 1914 г. ее Канцелярия оплатила счет табачного магазина фабрики «Стамболи» на 1 руб. 25 коп. 724

Поскольку здоровье Александры Федоровны оставляло желать лучшего, то императрица неоднократно пыталась бросить курить. В одном из писем к мужу в апреле 1915 г. она упоминала, что нездоровье заставило ее попытаться отказаться от курения. В августе 1915 г. она упоминала в письме, что ее «пост состоит в том, что я не курю – я пощусь с самого начала войны и люблю ходить в церковь» 725. Однако отказаться от курения было непросто, и в ноябре она пишет Николаю: «Я себя скверно чувствую, так что даже несколько дней не курила» 726.

Говоря о повседневной жизни российских императоров, следует упомянуть об одной традиции, воспроизводившейся в семье на протяжении нескольких поколений. Речь идет о граффити на стекле. Это был способ лично запечатлеть то или важное событие. Причем в фиксации событий проблем не возникало, поскольку российские императоры добросовестно вели поденные дневники, а все их «телодвижения» тщательно фиксировались в камер-фурьерских журналах. В этом случае важна именно сиюминутная личная фиксация события. Технически все выполнялось очень просто несколько слов, дата или фраза выцарапывались на стекле бриллиантом. Подчас об этой надписи становилось широко известно, подчас о ней знали только авторы. К сожалению, стекло – очень хрупкий материал, а Зимний дворец и другие императорские резиденции пережили не одну войну.

Одно из самых ранних свидетельств граффити – это надписи на стекле в Датском дворце Фриденсборг. В сентябре 1864 г. наследник цесаревич Николай Александрович и датская принцесса Дагмар объяснились в любви. В память об этом событии на одном из окон дворца они выцарапали надписи «№х» и «Dagmar». После того как цесаревич умер в апреле 1865 г., невеста «перешла» к младшему брату – Александру. Когда в мае 1866 г. будущий Александр III прибыл в Данию для сватовства на той же Дагмар, его поселили в тех же комнатах, где всего два года назад жил его любимый старший брат. В этих комнатах он и обнаружил выведенные на стекле надписи. После удачного завершения сватовства Александр повторил «опыт» старшего брата, оставив на стекле свое имя, сделанное перстнем с бриллиантом 727. Так что окна Фриденсборга, возможно, по сей день украшают четыре процарапанные на стекле имени – двух русских цесаревичей и дважды одной Дагмар.

Зимний дворец. Надпись на стекле. «Ники смотрит на гусар». 1902 г.

Другая дошедшая до нас история связана с «романом» цесаревича Николая и гессенской принцессы Алике. Во время их второй встречи в 1889 г. они оставили свои имена на стекле одного из окон Коттеджа в Петергофе. Тогда цесаревичу исполнился 21 год, а его будущей жене – 17 лет. История их граффити имела продолжение. В 1896 г. молодая семья императора Николая II и императрицы Александры Федоровны отправилась в первый заграничный вояж. В ходе путешествия они навестили родину императрицы, заехав в Дармштадт. И во дворце, в котором выросла девочка Алике, они вновь оставили свои имена, вырезанные бриллиантом на одном из «гостевых окон». Дело в том, что в Дармштадтском дворце было окно, на стекле которого из десятилетия в десятилетие все значимые гости оставляли автографы на стекле.

Прошли годы. Постоянной резиденцией императорской семьи вновь стал Зимний дворец. И вот как-то в 1902 г., стоя у одного из окон дворца, императрица Александра Федоровна вновь вырезает на стекле ничего не значащие для посторонних слова: «Ники смотрит на гусар».

Как это ни удивительно, несмотря на революцию 1917 г., пожар Гражданской войны, ремонты дворца и страшную блокаду, это стекло с надписью уцелело. Поэтому сегодня мы, проходя по залам, можем приподнять одну из занавесей и увидеть «руку» императрицы, вырезавшую на стекле малопонятную для нас надпись.

Взаимоотношения российских самодержцев и православной церкви имели свою, весьма драматическую историю. При этом следует иметь в виду, что все российские монархи были религиозными людьми, но к православной церкви как к институту власти они относились по-разному.

В первой четверти XVIII в. Петр I сумел подчинить православную церковь, сделав ее частью государственного механизма. В результате священнослужители фактически превратились в государственных служащих. Это решение не связано с личной религиозностью монарха. Это было политическое решение. Поэтому на протяжении XVIII – начала XX вв. церковные структуры интегрировались в бюрократическую систему Российской империи.

Процесс подчинения церкви государству сопровождался бюрократизацией ее структур и постепенной утратой морально-нравственного авторитета священнослужителей в глазах народа. Совершенно не случайно то, что в великой русской литературе XIX в. крайне мало положительных образов священников. Художники также отдали дань антирелигиозной пропаганде. Достаточно вспомнить картины В.Г. Перова «Монастырская трапеза» и «Крестный ход на Пасху». Тем не менее именно православная вера цементировала целостность Империи, а российские монархи фактически определяли стратегию церковного влияния на душу народа. Поэтому небезынтересно оценить уровень личной религиозности российских монархов, формировавшейся не без влияния царских духовников.

Следует отметить, что демонстративное пренебрежение национально-религиозными традициями со стороны монархов было редкостью и в конечном счете дорого им обходилось. Так, Петр III, внук Петра I, всячески выказывал свое пренебрежение православной обрядностью. В придворной среде спустя десятилетия об этом ходили самые разные рассказы. В 1860-х гг. министр Императорского двора В.Ф. Адлерберг «рассказал, что слышал от императора Александра Павловича, как в Зимнем дворце была лютеранская церковь Петра III» 729. Надо признать, что источники этой информации весьма авторитетны. Прагматичная Екатерина II активно использовала «религиозный фактор» в процессе подготовки переворота, подчеркнуто демонстрируя приверженность идеалам православия.

Тем не менее после воцарения Екатерины II в 1762 г. никакого религиозного фанатизма при Российском императорском дворе не наблюдалось. Что весьма характерно для XVIII в., вошедшего в европейскую историю как век Просвещения, густо замешанный на атеизме.