Джеймс Веллард - Вавилон. Расцвет и гибель города Чудес

Правильный же перевод таков: «Царь Эсар, могущественный, царь Уд-нун-ки».

Воодушевленный своей великолепной находкой, Бэнкс со своими рабочими принялся с удвоенной силой раскапывать все холмы Бисмаи, и его ждала щедрая награда: десятки разбитых ваз из алебастра, белого и желтого камня, порфира и оникса; вавилонские лампы различных эпох, изделия из слоновой кости, меди и перламутра; несколько небольших статуй царей и богов; цилиндрические печати и 2500 глиняных табличек. С литературной точки зрения содержание табличек разочаровывало, так как широкая публика, вниманию которой до этого представили вавилонскую версию Всемирного потопа, «Эпос о Гильгамеше» и яркие исторические описания из библиотеки Ашшурбанапала, ожидала чего-то равноценного по сенсационности; следует также помнить о том, что экспедицию финансировал Джон Д. Рокфеллер с целью пополнить знания о Библии, а не о Шумере. Таблички Бэнкса были по большей части деловыми договорами; среди них не было ни гимнов, ни псалмов, ни поэм или исторических повествований.

Его собственное объяснение такого отсутствия литературных текстов довольно оригинально. Бэнкс обнаружил шахты, ведущие в древнюю библиотеку, и предположил, что их прорыли ассирийцы по приказу Ашшурбанапала, который, как известно, приказал по всей своей стране собирать книги из разрушенных городов Шумера. Адаб к тому времени (640 г. до н. э.) давно уже представлял собой занесенный песком холм; город был разграблен и покинут почти за тысячу лет до того. Поэтому собирателям табличек пришлось прорыть туннели в библиотеку, из которой они, вероятно, забрали все книги, представляющие какой-то интерес, а остальные беспорядочно свалили на полу. Там Бэнкс и нашел их две с половиной тысячи лет спустя. Возражение против этой гипотезы заключается в следующем: откуда собиратели книг знали, где искать занесенную песками библиотеку?

В жаркие летние месяцы, когда температура в тени часто поднималась до 46 °С, Бэнкс возвращался в Багдад. Он пишет о том, как по утрам, прогуливаясь вместе с женой по местным базарам, он внимательно приглядывался к выставленным на продажу многочисленным древностям. Порой среди них попадались настоящие, но еще больше было подделок. Производство псевдоассирийских произведений искусства к тому времени уже стало процветающим видом бизнеса в Багдаде, и купцы пользовались любым подходящим случаем, чтобы улучшить качество подделок. Однажды Бэнкс разглядел особенно хорошо выполненную поддельную статую ассирийского царя, на пьедестале которой виднелись даже нечеткие следы надписей. Перс-ремесленник спросил его, каким образом он мог бы улучшить свою работу, так как, хотя многие его репродукции выставлены в европейских музеях, он всегда старается узнать что-то новое, особенно из уст таких знатоков, как археологи.

Тем временем в Багдаде разразилась эпидемия холеры, от которой ежедневно умирали десятки людей. Бэнкс постарался отправить свою жену из Ирака обратно в Соединенные Штаты. Бисмая определенно не была подходящим местом для женщины. Жить там было одиноко, неудобно и опасно. И словно в подтверждение этого, когда в сентябре 1905 г. Бэнкс вернулся к месту раскопок, то обнаружил, что в его отсутствие лагерь был разграблен, а из небольшого музея похищены наиболее ценные экспонаты, в том числе и шумерская статуя царя Эсара. Потеря этой статуи, уже ставшей знаменитой, явилась тяжелым ударом для человека, который потратил так много сил, чтобы обрести наивысшую для археолога награду. Тем более, что Бэнкс не в силах был ничего сделать. При этом его даже обвинили в умышленном хищении национального достояния.

Между тем статуя пропала, Бэнкс никогда больше ее не видел и даже не знал, куда она делась. К счастью, она попала не в частную коллекцию, а оказалась через некоторое время в музее Багдада, где ее можно увидеть и сегодня. На этом перипетии американца не закончились, так как ввиду обвинения в краже ему запретили продолжать дальнейшие раскопки. Он был вынужден заплатить рабочим и вернуться в Багдад. На подобное путешествие вряд ли решится кто-либо из современных туристов: пересохшие водоемы были заражены разлагающейся рыбой, немногие оставшиеся лужи делили между собой либо коровы и козы, либо купающиеся обнаженные мужчины и женщины, черпающие кувшинами воду из этих же луж, – и все это в стране, пораженной эпидемией холеры.

Тем не менее до Багдада Бэнкс добрался в целости и сохранности, но там турецкие власти официально обвинили его в похищении шумерской статуи и отказали в разрешении продолжать раскопки в Бисмае. На место раскопок был послан помощник, который только что прибыл из Чикаго; ему было поручено сохранить этот участок для дальнейших работ. Но этот приезд оказался для него роковым, так как через шесть недель после прибытия на место у мистера В.Ф. Персонса либо случился тяжелый нервный срыв, либо он, по его словам, выпил отравленный кофе. В любом случае Персонс в течение семи недель лежал без памяти. В конце концов его привезли обратно в Багдад и отправили домой в Чикаго в состоянии полного физического и духовного истощения. Остается только догадываться, что на самом деле Бэнкс думал о своем новом помощнике, когда писал:

«Мистер Персонс был инженером, а не археологом или лингвистом, и ему не хватало опыта жизни в пустыне и знания местных обычаев».

Кажется невероятным, что Фонд исследований Востока при Чикагском университете, взявший на себя руководство раскопками Бэнкса, мог послать на раскопки Вавилонии какого-то инженера даже без знания арабского языка. Но на самом деле так и было, и это указывает на отношение членов правления фонда к работам в Бисмае и к их полевому руководителю. Это подтверждается воспоминаниями Бэнкса о том, что он не получил ни единого послания от профессора Р.Ф. Харпера, директора вавилонского и ассирийского отделения Фонда исследований, за все девять месяцев, которые прошли после выдачи ему разрешения на раскопки в Бисмае. Он пишет: «Казначей высылал ежемесячные чеки; две-три записки пришли от президента Харпера (президента Чикагского университета, брата профессора Р.Ф. Харпера), и, конечно, у меня не было причины жаловаться на то, что мне мешают свои».

То, как брошенный на произвол судьбы американец в действительности относился к своим руководителям, заметно по следующей фразе: «…а также не было причины быть благодарным за поддержку».

Вместе с тем с подобными сложностями сталкивались все исследователи Месопотамии XIX в.: одиночество, изоляция в отдаленном уголке пустыни, где о законе имеют лишь смутное представление, постоянный страх перед нападением, болезни, усталость, нехватка снаряжения и даже таких необходимых вещей, как словари и разговорники, и, наконец, недостаток денег. Ибо, несмотря на необычайно щедрый дар Рокфеллера, предоставившего Бэнксу 100 тысяч долларов, исследователю постоянно приходилось экономить из-за того, что средства выделялись слишком скупыми порциями, как видно из его письма, прилагаемого к «Четырнадцатому отчету о ходе работ»: