Адольф Эрман - Государство, армия и общество Древнего Египта

Слева: Принц Мереб, сын царя Хуфу (Хеопса) (L. D. ii. 20f.) Справа: Принц Ментухерхопшеф, сын Рамсеса III (IV) (L. D., ii. 217 a)

Тогда началась вражда между царствами Ассирийским и Эфиопским. Эфиопы участвовали в бурных событиях того времени в Сирии, но ассирийцы в годы правления царя Асархаддона в 674 году до н. э. вошли в Египет, а в 671 году до н. э. захватили эту страну до Фив, и правители египетских городов стали вассалами великого царя Ассирии. Египтяне и эфиопы дважды разбивали ассирийские гарнизоны, но вновь в страну приходила карательная армия из Ассирии, и эфиопы бежали. В 664–663 годах до н. э. ассирийцы страшно покарали Фивы за поддержку эфиопов. Однако власть ассирийцев была недолгой: около 654 г. до н. э. князь Псаметтих, потомок ливийских вождей, правивших в Саисе, сумел при помощи наемников-греков, карийцев и лидийцев царя Гига изгнать ассирийцев из Египта.

Псаметтих был основателем знаменитой XXVI династии, при которой Египет вновь поднялся на ноги и достиг процветания после тех бед, которые он перенес в предыдущие века. Знаменитые имена Псаметтих, Нехо и Амасис известны каждому, кто читал Геродота. Эти цари, с одной стороны, покровительствовали греческим поселениям в своей стране, а с другой – старались восстановить то управление Египтом, которое было в древности. Они старались связать себя с Древним царством и для этого пользовались в своих надписях теми же царскими титулами, тем же языком, даже той же орфографией. Искусства возродились, но, хотя в произведениях искусства этого времени много изящества и красивости, в них нет души, и мы чувствуем, что люди, их создававшие, жили в искусственном мире.

Таким образом, XXVI династия – это, по сути дела, период возрождения, когда люди старательно пытались вернуть к жизни цивилизацию, ушедшую в прошлое. Эта мечта о новом царстве фараонов просуществовала всего сто с лишним лет, и, когда в 525 г. до н. э. персидский царь Камбис напал на Египет, страна не выдержала этого мощного удара.

После этого Египет стал провинцией Персидской (Иранской) империи; несколько восстаний были жестоко подавлены, а страна была разорена. Позже (в 332 г. до н. э.) Египет был завоеван Александром Великим, а при дележе его империи достался Птолемею и его семье. И наконец, в 30 году до н. э. эта страна стала римской провинцией.

В эту долгую эпоху чужеземного правления жрецы поддерживали видимость существования Египетского царства. В храмах и иранский царь Дарий, и Александр, и Птолемей, и римский император Адриан – все считались истинными фараонами. Даже в 250 году н. э. Деций (римский император, известный тем, что сурово преследовал христиан. Правил очень короткий срок и погиб в 251 году в бою со скифо-сарматами при Абритте в современной Добрудже. – Пер.) назван фараоном в надписи, написанной иероглифами во времена, когда большинство египетского народа уже приняло христианскую веру.

В этой работе мы намерены говорить только о трех периодах египетской истории – Древнем, Среднем и Новом царстве. Состояние Египта в более поздние века – при ливийцах, эфиопах, ассирийцах, греках и римлянах – для нас является слишком сложной темой, чтобы ее можно было обсуждать вместе с Египтом более ранних времен. Но даже ограничившись временем с IV до XXI династии, мы все же должны будем обозреть самое меньшее восемнадцать веков – столько же времени, сколько отделяет современных римлян от римлян эпохи императоров.

Мы легко можем понять, что эти века, пройдя над египетским народом, не могли не оставить на нем своих следов. И действительно, если бы какой-то придворный из дворца царя Хуфу (Хеопса) смог каким-то чудом побывать при дворе Рамсеса III (IV), он бы решил, что попал в чужую страну. Никто бы не смог понять язык этого придворного, только ученые смогли бы разобрать то, что он написал, а его одежда была бы узнана только по изображениям богов или статуям царей. Я прошу своих читателей все время помнить об одном: Древнее царство по времени так же далеко от Нового царства, как времена полуфантастического короля бриттов Артура, героя романов, от более прозаических дней королевы Виктории (XIX в.).

То представление о государстве, которое оставили миру в наследство греки и римляне, для древних народов Востока было таким же странным, каким оно выглядит и теперь для современного восточного человека.

На Востоке господствовала – и существует до сих пор – точка зрения, согласно которой вся государственная машина приводится в движение одной лишь волей правителя: налоги уплачиваются для того, чтобы наполнялась его казна, войны ведутся для его славы, и великие здания возводятся, чтобы ему оказывали больше почета. Все имущество страны принадлежит этому правителю по праву, и если он делится этим имуществом с кем-то из своих подданных, то всего лишь дает ему эту долю имущества взаймы и может в любой момент потребовать ее обратно. Подданные восточного правителя тоже принадлежат ему, и он может по своей воле распоряжаться их жизнями.

Однако это все лишь в теории, которую не всегда возможно осуществить на практике, потому что царь, хотя и считается, что может распоряжаться всем, как бог, редко бывает в состоянии действовать независимо. Такие народные массы, как те, что теперь являются такой важной составной частью современного государства, действительно не были известны в древности; но существовали другие силы, которые могли сделать правителя бессильным, каким бы абсолютным владыкой он ни выглядел.

Богиня Нехбет, покровительница царей

Царя окружали старые советники, которые раньше служили его отцу и которым чиновники и служащие привыкли слепо повиноваться, а также военачальники с войсками, которым платили жалованье, и священнослужители, власть которых над низшими слоями общества была безграничной. В маленьких городах старинные и богатые знатные семьи, живущие в своих сельских имениях, были ближе к домам простых людей, чем монарх, живущий в далекой столице. Царь боялся оскорбить любого из этих могущественных людей, он должен был оберегать самолюбие чувствительного к обидам министра, находить способ удовлетворить честолюбие военачальника, не создавая этим опасности для страны, внимательно следить за тем, чтобы его чиновники не нарушали права знати, и прежде всего оставаться в милости у жрецов. Только если царь умел выполнять все эти требования и одновременно понимал, как использовать в этой игре одну партию против другой, он мог ожидать, что его царствование будет долгим и станет временем процветания. Если ему это не удавалось, его шансы остаться у власти были малы, потому что рядом с ним поджидали своего часа самые опасные его враги – его родственники. Всегда существовал царский брат или дядя, который имел не меньше прав на престол, чем правящий царь, или жены покойного государя, каждая из которых считала роковой ошибкой, что царский венец унаследовал не ее собственный сын, а его соперник, сын другой жены. При жизни царя все они притворялись покорными, но напряженно ждали момента, когда можно будет сбросить эту маску. Они хорошо понимали, как надо вести интриги и как усилить любое недоразумение, возникающее между царем и его советниками или его полководцами, пока наконец один из них, посчитав себя пострадавшим или оскорбленным, переходил к открытой борьбе: поднимал бунт и начинал войну, провозгласив одного из претендентов единственным истинным царем, которого несправедливо не допускают к престолу. Результат всегда был один и тот же: остальные восхищались отвагой «повстанца» и спешили сделать то же, что и он; наконец в стране становилось столько же претендентов на престол, сколько было партий. Кто бы ни победил в этой борьбе, разница была невелика; победитель всегда прокладывал себе путь к престолу по крови своих противников, а потом начинал борьбу против тех, кто ему помогал. Если ему везло и он был энергичным, он оказывался в состоянии устранить их со своего пути, в ином случае новый царь становился игрушкой в руках тех, кто его окружал, и при первых признаках независимости с его стороны они организовывали его убийство и сажали вместо него на трон более послушного правителя.