Милош Губачек - «Титаник»

В «вороньем гнезде» с восьми до десяти часов вечера несли вахту Джордж Саймонс и Арчи Джуэлл. Если на мостике было холодно, то здесь, высоко над палубами, на совершенно открытом месте, холод буквально пронизывал до костей. И хотя оба, не отрываясь, смотрели на водную гладь и ни на мгновение не теряли бдительности, вполне естественно, что они с нетерпением ждали четырех ударов судового колокола, который должен был возвестить о конце их вахты. Более опытный Саймонс, служивший на североатлантических линиях уже несколько лет, сосредоточенно всматривался в западную сторону горизонта, где низко над водой стлался легкий туман, и, когда Джуэлл пожаловался на холод, заметил, что холодный воздух — это признак близости льда. Молодой Джуэлл с удивлением спросил, что это значит. Саймонс вкратце объяснил, что обычно лед можно почувствовать еще до того, как судно окажется среди ледяных полей.

Как раз в этот момент, вскоре после ухода капитана Смита с мостика и приказания вахтенного офицера Лайтоллера внимательно следить за поверхностью океана, когда до смены вахты оставалось всего двадцать минут, «Титаник» получил еще одно предостережение, самое важное из всех, какие принимала до этого его радиостанция.

Вахту в радиорубке нес старший радист Джек Филлипс. Едва отдохнувший после утомительной возни с испортившимся трансформатором, он вновь был завален работой. Пневмопочтой из канцелярии распорядителя рейса приходила одна телеграмма за другой, их надо было отправить как можно скорее, а связь со станцией на мысе Рейс работала только в ночные часы, поскольку «Титаник» все еще находился от нее на значительном расстоянии. Последние депеши Филлипс успел отправить в четыре часа утра, потом весь день продолжалось вынужденное молчание, и лишь с наступлением темноты вновь удалось установить связь с мысом. За это время накопилось несколько десятков неотправленных телеграмм. В 21.40, когда у Филлипса было особенно много работы, примерно в двухстах милях восточнее «Титаника» прозвучали тревожные сигналы парохода «Месаба» компании «Атлантик транспорт»: «От „Месабы“ „Титанику“… Лед в районе между 42° и 41°25’ северной широты и 49°30’ западной долготы. Мы видели большое скопление битого льда и много крупных айсбергов. Ледяные поля тоже есть. Погода хорошая, ясная».

Вскоре радист «Месабы» С. X. Адамс получил короткий ответ: «Принято, спасибо». Адамс еще подождал, может быть, придет новый ответ от капитана «Титаника». Он хорошо знал, что радиограммы такой важности должны быть немедленно переданы капитану и, как это было принято, тот обязан был отвечать на них лично. Но Адамс ждал напрасно, капитан Смит не отозвался. Адамс отметил в журнале время отправления радиограммы и время, когда Филлипс подтвердил ее прием, а затем он только слышал, как «Титаник» продолжает передавать радиокорреспонденции на мыс Рейс.

Эта радиограмма, исключительно важная, с достаточно точным обозначением района появления большого количества льда южнее местонахождения «Титаника» и прямо по его курсу так и не была передана на мостик. Если бы это произошло, капитан и его помощники сразу поняли бы, что «Титаник» практически уже достиг района особой опасности. Но радиограмма осталась лежать на столе в радиорубке, а бледный и усталый Филлипс продолжал принимать сообщения от ньюфаундлендской станции и отправлять телеграммы пассажиров, которые с мыса Рейс по беспроволочному телеграфу или по подводному кабелю передавались в Нью-Йорк и Лондон. На всех без исключения судах действует правило: сообщения, касающиеся условий навигации, имеют первостепенное значение. Однако на «Титанике» это правило было нарушено в самый ответственный момент.

В тот день это было уже третье предостережение (первое пришло перед полуднем с судна «Нордам», а второе — после полудня с судна «Америка»), забытое в радиорубке. Скорее всего, уставший Джек Филлипс вообще не вник в важность сообщения «Месабы», а потому и отложил его передачу на мостик: передаст, когда схлынет лавина работы. Но роковой момент для «Титаника» наступил раньше, чем Филлипс смог исправить свою ошибку.

В десять часов четыре удара судового колокола возвестили наконец о смене вахты. Матросы Фредерик Флит и Реджинальд Робинсон Ли поднялись в «воронье гнездо», где их уже нетерпеливо ждали промерзшие Джуэлл и Саймонс. Вновь заступившим передали приказ второго помощника капитана Лайтоллера: внимательно следить за льдом, особенно за небольшими глыбами и айсбергами. Едва Флит и Ли повторили приказание, как Саймонс и Джуэлл поспешили в свои теплые каюты.

Ли занял место с правой, а Флит с левой стороны «вороньего гнезда». Внизу под ними тускло светились окрашенные белой краской стены носовой надстройки, а на поверхности океана по обе стороны от носа судна тут и там вспыхивали отраженные в воде тысячи звезд.

Рулевого Альфреда Оливера пришел сменить на мостике второй рулевой Роберт Хитченс.

— Курс 289 градусов, — доложил Оливер, передавая штурвал. Хитченс повторил. В этот момент на мостике в теплом пальто и шарфе, намотанном вокруг шеи, появился первый помощник капитана Мэрдок. Его первыми словами были:

— Ну и холод!

— Да, морозит, — ответил Лайтоллер.

Температура к этому времени упала еще на один градус и была ниже нуля. Лайтоллер сообщил вновь заступающему вахтенному офицеру данные о местоположении судна, его курсе и скорости, о метеорологических условиях и ледовой обстановке. При этом он заметил:

— Мы каждую минуту можем оказаться среди льда. Одновременно он проинформировал Мэрдока о визите на мостик капитана и о его приказе немедленно вызвать его в случае каких-либо осложнений. Он повторил ему те указания, которые дал впередсмотрящим в «вороньем гнезде», а также судовому плотнику и механикам. Лайтоллер подождал еще минуту, пока глаза первого помощника привыкнут к темноте, и покинул мостик.

Он отправился в обход судна, переходя с палубы на палубу и проверяя, все ли в порядке. Пройти по «Титанику» значило проделать по его палубам, трапам и коридорам более двух с половиной километров. Лайтоллер шагал быстро, поскольку хотел как можно скорее добраться до каюты и завалиться спать. Большинство пассажиров в это время готовились ко сну, салоны опустели, завершился концерт судового оркестра. На кормовой палубе Лайтоллер убедился, что матросы, несшие вахту на так называемом доковом мостике, на своих местах, и, не заметив нигде беспорядка, направился назад, к каютам офицеров в носовой части. Со шлюпочной палубы он еще раз посмотрел на темную воду, на глади которой вдоль обоих бортов слабо отражался свет, льющийся из сотен освещенных окон пассажирских палуб. Лайтоллер ушел в свою каюту и через две минуты заснул мертвым сном.