Милош Губачек - «Титаник»

Элизабет У. Шют в своих воспоминаниях очень ярко описала несколько драматических часов, проведенных в шлюпке № 3:

«Рядом со мной сидели мать с дочерью (миссис Хейз и миссис Дэвидсон). Миссис Хейз оставила на „Титанике“ мужа, а миссис Дэвидсон — отца и мужа. Когда мы оказывались вблизи других спасательных шлюпок, они выкрикивали их имена и спрашивали: „Вы там?“ „Нет“, — был один и тот же страшный ответ. Но эти две героические женщины не теряли мужества и, забыв о своем собственном горе, предложили мне сесть поближе к ним, чтобы было теплее. В тот момент я хотела только одного — чтобы на мне было теплое бархатное платье, оставшееся висеть в каюте. Когда я одевалась, я с минуту смотрела на него, раздумывая — не надеть ли, но потом надела легкую юбку. Я знала, что тяжелая одежда уменьшит эффективность спасательного жилета. Если бы я только могла предположить, каким спокойным будет океан в ту ночь, и не была бы так уверена, что должна умереть, я оделась бы получше ради того, чтобы жить, а не ради того, чтобы умереть. Спасательные жилеты помогали нам сохранять тепло, но ночь была пронизывающе холодной, и становилось все холоднее и холоднее. Перед рассветом, в самый „черный“ и самый холодный час, показалось, что помощь к нам уже ниоткуда не придет. Когда мы удалялись от „Титаника“, небо было таким бездонным, ясным, я никогда не видела столько падающих звезд. Поэтому все осветительные ракеты, которые пускали с тонувшего судна, были едва заметны. Свечение неба только подчеркивало черноту воды и нашу заброшенность. Другие шлюпки удалились от нас. Теперь нам оставалось только ждать рассвета, который многие уже не надеялись увидеть.

Два странных человека прыгнули в нашу шлюпку буквально перед самым ее спуском и теперь не переставая чиркали спичками, чтобы закурить трубки. Я боялась, что спичек не останется, а они нам могут понадобиться, и попросила их прекратить „расточительство“, но эти два человека продолжали свое занятие. Я не знаю, кто они были. Было слишком темно, чтобы их разглядеть. Когда начало светать, произошло нечто такое, что стало уже не до них. Кто-то спросил: „Который час?“ К счастью, спички еще оставались. Было четыре утра…

Звезды медленно гасли, и на их месте появлялось розоватое зарево нового дня. Потом я услышала: „Огонь! Судно!“ Я не могла, я боялась посмотреть в ту сторону, куда повернулись все, пока у меня оставалось хоть малейшее сомнение. Я смотрела в противоположную сторону. Всю долгую ночь я слышала: „Огонь!“ И каждый раз оказывалось, что это на одной из спасательных шлюпок кто-то зажег кусок бумаги или что-то еще, что могло гореть. Поэтому и теперь я не могла сразу этому поверить. Наконец я повернулась и увидела судно. Оно стояло и светилось огнями. Крепкое и спокойное, оно давало нам надежду на спасение. Миссис Дэвидсон предложила сделать факел из своей соломенной шляпы. Ведь судно, пришедшее на помощь, могло нас не заметить и потопить. Но, слава Богу, оно оставалось неподвижным…»

Пассажиры в большинстве случаев были очень недовольны профессиональной подготовкой тех членов команды, которые оказались с ними в спасательных шлюпках. Резкая критика в их адрес прозвучала в беседах с журналистами. Появились письменные свидетельства. Особенно много упреков команде было высказано в Нью-Йорке при даче показаний следственному подкомитету сенатора Смита.

Вот выдержка из показаний миссис Дж. С. Уайт, которую сенатор прямо спросил, что она видела после столкновения «Титаника» с айсбергом и что хотела бы сказать по поводу дисциплины и поведения офицеров и членов команды. Миссис Уайт рассказала о пережитом в шлюпке № 8, где, кроме 24 женщин, находились только четверо членов команды: командир шлюпки матрос Т. Джоунс, стюарды Кроуфорд и Харт и повар одного из ресторанов:

— Все эти мужчины оказались в шлюпке под предлогом, что они — гребцы. Человек, который греб рядом со мной, размахивал веслом во все стороны. Я сказала ему: «Почему вы не вденете его в уключину?» «А разве оно должно быть там?» — спросил он. «Конечно». — «Я никогда до этого не держал весла в руках». Затем я говорила с другим мужчиной, и он тоже мне сказал: «Я никогда не держал весла в руках, но думал, что смогу грести». И это были люди, с которыми нас в ту ночь высадили в море, тогда как все великолепные парни, которые действительно могли бы быть для нас защитой, остались на палубе. В нашей шлюпке было двадцать две женщины ( по американским источникам — 24, по британским — даже 35. — М.Г. ) и четверо мужчин. Нельзя сказать, что кто-нибудь из них знал, как управлять шлюпкой, за исключением одного, который был на корме и командовал нами. Офицер, посадивший нас в шлюпку, категорически приказал идти в направлении огня, высадить пассажиров и как можно скорее возвращаться. Имелся в виду огонь, который все видели вдали. Я его видела отчетливо. Он был удален миль на десять, и мы гребли, а потом поняли, что добраться до него невозможно. Единственное, что мы могли сделать, — это вернуться и удостовериться, не можем ли мы помочь остальным, поскольку у нас в шлюпке было только двадцать шесть человек. Мы повернули и поплыли обратно. Мы не могли найти другие шлюпки, только «слышали» их. Единственную возможность что-нибудь увидеть вокруг давал мой электрический фонарик. Фонарь же, который был в шлюпке, оказался неисправным… Мы были на второй шлюпке, покинувшей судно, и не видели ничего, что происходило потом. Мы слышали крики тонущих… Все женщины в нашей шлюпке гребли, миссис Мэри Янг не останавливалась ни на минуту, миссис Свифт тоже все время гребла, пока мы не оказались около «Карпа-тии». Мужчины грести не могли, они вообще не имели понятия, как это делается. Графиня Ротис стояла у штурвала. Что бы с нами было, если бы не женщины! Командир шлюпки, матрос, отдавал приказания, но мужчины оказались совершенно беспомощными, они не знании, что делать. Один из них сказал матросу: «Если не замолчишь, в шлюпке станет на одного человека меньше!» И все мы были в их руках! Мне самой пришлось уладить два или три конфликта между ними и успокоить их.

Единственным мужчиной в шлюпке № 8, который оказался вне беспощадной критики миссис Дж. С. Уайт, был матрос Т. Джоунс, менявший на руле графиню Ротис. В интервью английскому журналу «Сфера» Джоунс отозвался о графине очень одобрительно:

«В нашей шлюпке была женщина, настоящая женщина… Когда я увидел, как она держится, и услышал, как спокойно и решительно говорит с остальными, я понял, что в ней больше мужества, чем в тех мужчинах, которые были с нами».

Но американский писатель Уолтер Лорд в этой связи не удержался от скептического комментария:

«В ходе американского расследования, возможно потому, что оно не направлялось печатью, Джоунс высказался менее элегантно: „Она слишком много говорила, поэтому я отправил ее на руль“».