Джон Вествуд - Свидетели Цусимы

На «Николае», как говорили комендоры, было еще немного крупнокалиберных снарядов, но они прибавляли, что сопротивляться было все равно бесполезно. У «Николая» была уже большая пробоина, а на жилой палубе вода. Раненых и убитых было человек 30. Шлюпки на «Николае» были все налицо, но все ли целы — не знаю. В это время один из строевых офицеров (фамилии не помню) хотел с помощью матросов взорвать судно, но адмирал, как говорили, запретил топить суда.

Никакого совета офицеров не было, а с мостика кричали, чтобы подняли международный флаг, и был поднят белый. Через несколько минут после этого подошел японский миноносец, взял адмирала и командиров судов и отправился к эскадре адмирала Того. Небогатое был в отсутствии около часа. За это время офицеры разбрелись по каютам, а команда стала выбрасывать вещи. В это время приехал адмирал, а с ним баркасы с японской командой. Все эти баркасы насажали русских и отправили на японские суда. Какой-то чиновник, как передавала команда, открыл винный погреб и началось сплошное пьянство. До сдачи эскадры офицеры других судов на совет не приглашались и совета на «Николае» вовсе не было, так как адмирал был все время на мостике, куда приходил к нему и раненный в голову командир».

Не каждый, конечно, назвал бы две тысячи душ «горсткой храбрецов», но именно так считали военные судьи, заседавшие в Военно-морском трибунале, судившем Небогатова. Адмирал был приговорен к смертной казни, которая была заменена на пожизненное заключение. Впрочем, через некоторое время он был освобожден. Он пережил страшные зимы 1918—1921 годов, но зиму 1922 года он уже не перенес — скончался. Поскольку по натуре своей он был весьма простодушным человеком, не умевшим защищаться от искусных выпадов газетных щелкоперов, он не использовал многих шансов, чтоб защитить свою репутацию. За пределами России его поведение в бою подавалось в еще худшем свете, ибо за одним лишь исключением русские писатели, работы которых были переведены на Западе, имели личные серьезные мотивы, чтобы сделать Небогатова «козлом отпущения». В этом им потворствовал адмирал Рожественский.

Хотя трибунал отказал Небогатову вызвать в суд адмирала Бирилева (ответственного за сопровождение небогатовской эскадры) и устроить с ним перекрестный допрос, в суд был вызван Рожественский, который мог сказать что-нибудь в пользу Небогатова. Рожественский, однако, отказался воспользоваться этой возможностью, исходя из его манеры методично чернить своего бывшего подчиненного. Так, на вопрос, согласен ли он с Того, что у Небогатова не было другого выбора, он ответил, что Того это сказал просто из вежливости. (Эти слова, может быть, отчасти и верные, их лучше бы не стоило говорить, хотя бы потому, что Того делал похожие вежливые замечания и по поводу действий в Цусиме самого Рожественского.) С другой стороны, играя роль трагического героя, готового взять на себя всю ответственность за ошибки своих подчиненных, Рожественский заботился о том, чтобы исключить Небогатова из-под своей защиты.

Вот фрагмент высказывания Рожественского на суде: «Прежде всего я должен сказать, что младшие командиры не должны нести ответственности, поскольку по Уставу полную ответственность несет командир. В этом смысле я считаю, что первым и единственным на этом суде должен быть я и адмирал Небогатов. Все остальные невиновны и сидят здесь, на скамье подсудимых, только по недоразумению».

Однако, если, не положась на мнения других людей, пересмотреть действия Небогатова, возникает совсем другая картина. Он принял командование эскадрой на Балтике, потому что его попросили, и он согласился. А ведь другие отказались. Он быстро и благополучно привел свое соединение на встречу с Рожественским. Его корабли были не в лучшем состоянии, чем у Рожественского, тем не менее он завершил поход с меньшим числом поломок и довольно быстро. Мало того, чтобы набрать для него экипажи, пришлось поскрести, так сказать, «на самом дне», и вот к концу похода эти старики и «сырые» рекруты превратились в совсем небезнадежных и даже боевых моряков.

Небогатов в отличие от Рожественского приучал свои корабли идти в строю ночью с потушенными огнями. Испытывая те же трудности с проведением артиллерийских учений, что и Рожественский, ему все же удалось подтянуть своих комендоров до относительно более высокого уровня («более высокого уровня несовершенства»), чем у Рожественского. В самом деле, в одну из фаз боя его артиллеристы с «Адмирала Ушакова» преподнесли японцам неприятный, весьма разрушительный сюрприз. Присоединившись к главной эскадре, Небогатов услышал только, что ему надлежит следовать непосредственно за лидером. Его советам не следовали, да и не спрашивали. Ему не сообщили о смерти Фелькерзама и что он стал вторым в командовании. Он следовал за лидером во Владивосток. Пятнадцатого он оказался ответственным за пятерку слабеньких медленных кораблей, окруженных двадцатью восемью быстрыми, сильными кораблями врага. Это была ситуация, в которую его втянули. И он сдался.

Некоторые из тех, кто сознает все это, тем не менее осуждает Небогатова за то, что он не затопил корабли. Но затопление неизбежно привело бы к гибели людей: на «Орле» были раненые, большинство матросов не умели плавать, и в любом случае японцы продолжали бы стрелять по тонущим судам, пока они не скрылись под водой (последнее как раз и случилось с «Адмиралом Ушаковым»). Более того, открытие кингстонов могло бы повлечь за собой не постепенное погружение, а переворачивание. На «Генерале-адмирале Апраксине», например, к 15 мая оставалось 80 тонн угля, сложенного в столовой экипажа, на батарейной палубе и в офицерских каютах; этот добавочный высоко расположенный вес и мог помочь судну перевернуться вскоре после того, как клапаны были бы открыты.

Небогатов, с его простоватым лицом, экземой и мешковатыми брюками не тянет на привычный образ героя. И все же в контексте русской истории он, наверное, был им. Слишком часто в войнах, которые вела Россия, бездарность правительств и негодность офицеров с большим напряжением сил удавалось компенсировать жертвами тысяч неуклюжих, плохо обученных и плохо экипированных солдат и матросов. Этот способ оплачивать жизнями людей проявился в самом его жутком виде в 1941 году, но так было и в 1915-м, 1916-м и в 1905 году в Маньчжурии, при Цусиме и в Крымской войне. Небогатов вырисовывается на этом фоне как один из очень редких русских командиров, у кого достало ума и мужества восстать против этого. 15 мая ценою жизней двух тысяч человек он мог бы приобрести репутацию национального героя, но выбрал обратное — спасти две тысячи жизней, заслужив клеймо труса и предателя.