Михаил Грабовский - Атомный аврал

Из проекта резолюции, подготовленного для конференции:

«Для советской физики особое значение имеет борьба с низкопоклонством и раболепием перед Западом, воспитание чувства национальной гордости, веры в неисчерпаемые силы советского народа…»

В проекте содержалась и персональная критика. Ландау и Иоффе были обвинены в раболепстве перед Западом, Капица — в пропаганде откровенного космополитизма, Френкель и Марков — в том, что они некритически воспринимают квантовую механику и теорию относительности и пропагандируют их в нашей стране. Советские учебники по теории поля и атомной физике Хайкина, Ландау и Лифшица, Шпольского и Френкеля были осуждены за популяризацию зарубежных идеологических концепций и за недостаточное цитирование русских авторов.

Открытие конференции, которая могла бы завершиться разгромом отечественной физики, намечалось на 21 марта 1949 года. Подготовка шла под патронажем Берия, который так же глубоко разбирался в физических проблемах, как Жданов в литературе и искусстве, а Лысенко — в биологии…

Физическая конференция, безусловно, нарушила бы мирное сосуществование и баланс, сложившиеся в последние два года между политической властью и учеными, активно участвующими в реализации атомного проекта.

Сталин хотел иметь атомную бомбу как можно быстрее. Он выделил для ученых-атомщиков огромные средства, создал им привилегированные условия жизни. Он делал вид, что полностью доверяет им и спокойно ждет отдачи. А режим секретности, мелочная опека во всем — так это для их же пользы. Первый срок, установленный Сталиным для создания бомбы (1948 год), уже прошел. И атмосфера взаимоотношений исподволь, потихоньку, накалялась. Недоверие к ученым возрастало. Если генетики пытались подорвать сельское хозяйство, то почему бы атомщикам не саботировать атомную работу? За учеными нужен глаз да глаз. Еще более острый, чем за людьми искусства.

И ученые вполне отдавали себе отчет в том, что даже случайная и нелепая ошибка при испытании будет стоить им головы. Знали даже, что у Берия есть список «дублеров» для всех руководящих ученых. И всё-таки не страх перед властью был главным мотивом в поведении ученых, да и остальных работников, принимавших участие в реализации атомного проекта.

Почти все были охвачены искренним чувством высокого патриотизма. Верили, что СССР нуждается в собственной бомбе, чтобы защитить себя от нового империалистического агрессора — США.

Л. Альтшулер, физик-теоретик из КБ-11:

«Для всех, кто осознал реальности новой атомной эры, создание собственного атомного оружия, восстановление равновесия стало категорическим императивом».

Берия как руководитель атомного проекта безусловно понимал, что успех в создании бомбы во многом определяется энтузиазмом и патриотическим настроением ученых и инженеров. Понимал лицемерие всей этой борьбы с космополитизмом и подражанием Западу. Знал, что Сталин рассматривал западную технику в качестве образца и никогда особенно не доверял своим ученым и инженерам. Именно он приказал скопировать американский бомбардировщик Б-29, не отступая ни на шаг от оригинала. Он лично настаивал на копировании немецкой ракеты ФАУ-2, чем и занимался на первых порах освобожденный из заключения Королев. Да и атомщики, по существу, копировали первую американскую бомбу.

В этих условиях Берия не тронул ни одного ученого в закрытых зонах. Его смущало другое накануне конференции. Он понимал, что после её закрытия начнется неотвратимый и привычный разгул репрессий. Раболепная инициатива снизу сама будет разжигать пламя, без подталкивания сверху. И даже если ни один физик в закрытых городах не пострадает, обстановка там может измениться в худшую сторону. Саботаж, затяжка могут стать реальными, а, значит, опасными для его собственной карьеры. Поэтому за несколько дней до открытия конференции он решил «прощупать» по телефону отношение Курчатова к намечавшейся дискуссии… Такого раздражения, которое он почувствовал в его голосе, Берия никогда раньше не наблюдал.

«А мне она к чему — эта конференция?» — подумал он. Но сам он её отменить уже не имел права. С предложением об отмене он обратился к Сталину. Одна фраза вождя решила все дело… Конференция не состоялась.

После смерти Сталина Берия в беседе с Арцимовичем поведал об этой фразе: «Оставь их в покое. Расстрелять их мы всегда успеем».

Завод «В» предназначался для получения металлического плутония и изготовления атомных сердечников. Проектировался с учетом последних научно-технических достижений и требований по радиационной безопасности. Были предусмотрены санпропускники с душевыми кабинками, дозиметрический контроль и даже медпункт.

Передовой завод для передового оружия! Место для его строительства было выбрано на той же промплощадке, где находились заводы «А» и «Б», на территории старых артиллерийских складов около железнодорожной станции Татыш, попавших в зону комбината. Перед зданием управления намечалось разбить цветники и установить бронзовый памятник какому-нибудь пролетарскому вождю.

Все было замечательно, если б не маленькая загвоздка. К моменту выработки первой партии конечной продукции на заводе «Б» в феврале 1949 года технологическое оборудование завода «В» ещё не было изготовлено, да и самого завода с его изящными корпусами и цветниками не существовало вовсе.

Берия старался не замечать этой драматической ситуации. Документы Спецкомитета относительно строительства завода «В» имели спокойный и выдержанный стиль планомерной работы.

Из протокола Специального комитета от 18 апреля 1949 года:

«1. Принять к сведению заявления т.т. Первухина и Борисова о том, что оборудование для завода «В» изготовлено промышленностью в установленные правительством сроки и отгружено, а также заявление т. Завенягина о том, что все технические вопросы по изготовлению недостающих приборов решены и приборы будут изготовлены и отправлены на площадку строительства до 20 апреля с.г.

2. Принять к сведению заявление т.т. Ванникова и Музрукова о том, что монтаж оборудования завода «В» и сдача его в эксплуатацию будут полностью закончены к 10 мая 1949 г.».

Все эти оптимистические сроки были сорваны. Первый цех завода был готов к опытной эксплуатации только в сентябре 1949 года, уже после взрыва первой бомбы.

Предвидя катастрофическую ситуацию со строительством завода «В», Ванников ещё в декабре 1948 года принял единственно правильное решение: реконструировать часть складских бараков под временное производство. Не задерживать же изготовление первой бомбы на полгода из-за таких мелочей, как отсутствие завода для изготовления её главной детали!?