Виктор Тамман - В черной пасти фиорда

Я пригласил А. Г. Головко и сопровождающих его лиц на обед. Кают-компания на лодке маленькая, тесная. Случилось непредвиденное: Арсений Григорьевич занял за столом место… командира корабля.

Позволю себе сделать небольшое отступление. Существует морской обычай: каюту, а также кресло в кают-компании, закрепленные за командиром, никто не занимает. Обычай этот имеет обоснование. Будучи во всем в ответе за корабль, командир порой сутками не сходит с мостика, и, если представится короткое время для отдыха, каюта, а в час приема пищи и кресло в кают-компании должны быть всегда свободны. И ни один начальник, какого бы высокого ранга он ни был, никогда не нарушал этого неписаного правила. Помню — это было в 1937 году на Черном море, я командовал тогда подводной лодкой «Д-5», — в поход с нами отправился наш именитый писатель Леонид Соболев. После обеда ему захотелось вздремнуть. Я предложил автору «Капитального ремонта» свою каюту. Но никакие уговоры на него не подействовали: как истинный моряк, он категорически отказался и прикорнул на диванчике в кают-компании.

Вернемся, однако, к недоразумению, которое произошло в кают-компании подводной лодки «Л-20». Вина тут полностью лежала на мне. Я должен был предложить командующему место за столом (тем более что в кают-компаниях различных лодок стол расписан не одинаково). А. Г. Головко был не только умным, но и чутким военачальником — по моему расстроенному виду он сразу понял, в чем дело, и пересел в кресло старпома (у Редькина перед походом дел невпроворот, и он с нами за стол не садился). Арсений Григорьевич тем самым проявил уважение к существующему; обычаю: место командира на корабле свято.

Это не мелочи. Авторитет командира на корабле, как; известно, много значит. И он, этот авторитет, всемерно поддерживается как старшими начальниками, так и партийной и комсомольской организациями корабля. Утверждается он и корабельным уставом. Позволю себе сослаться на одно из уставных положений: никакой начальник не имеет права приказать командиру совершить маневр, который он считает ненужным, опасным для корабля, не иначе как только вступив сам в командование кораблем. И еще одно: по всем тревогам каждый член экипажа расписан на боевом посту, а место командира определяется им самим — там, где он считает наиболее удобным для командования кораблем, управления боем.

Командующий, покидая лодку, пожелал экипажу счастливого плавания. Отданы швартовы (это сделали по недавно установившейся традиции командиры соседних лодок). «Л-20» под приветственные возгласы провожающих отошла от пирса.

…Ночью идем в надводном положении. На мостике рядом со мной заместитель по политчасти Л. Н. Герасимов. Его ввожу в курс дела.

Льва Николаевича я знал и раньше, а теперь, когда оказались в одном соединении и даже на одной лодке, знакомлюсь с ним поближе. Герасимов прошел большой жизненный путь, хотя ему нет и тридцати. Ленинградский рабочий, превосходный токарь, он на военной службе вырос от краснофлотца-радиста до комиссара корабля.

Мы обсудили вопросы, связанные с партполитработой в походе, с реализацией указаний, данных командующим флотом. Было решено провести беседы с личным составом о верности советских моряков корабельному флагу, о боевой дружбе и товариществе, о мужестве и героизме подводников. Не помню, кто первый из нас заговорил о борьбе с суевериями, но об этом мы с Герасимовым тоже вели речь. Мы сошлись на том, что эта работа должна проводиться на подлинно научной основе.

На мостик поднялся старпом — наконец-то и он подышит свежим воздухом. У Григория Семеновича миллион дел, как я выражался: надо было обойти все восемь отсеков лодки, проверить крепление по-штормовому, организовать укладку продуктов, полученных перед походом… Да разве все перечислишь!

Подводная лодка приближалась к берегу, занятому гитлеровцами, до него было миль пятнадцать.

— До рассвета осталось четверть часа, — доложил штурман Ямщиков.

Мы строго придерживались правила: погружаться, не дожидаясь, когда заалеет полоска неба на востоке. Оставаться на поверхности моря в сумерки было опасно: самолета или корабля, находящихся в темной части горизонта, не увидишь, в то время как подводная лодка оказывалась в их поле зрения. Тут может и свой утопить — поди распознай.

Мы были уже на глубине, когда я заметил беспокойство старшего инженера-механика. Переговорив с дизельным отсеком, Горчаков доложил:

— Протекают газоотводные захлопки.

— И клинкеты не держат?

— Нет. Воды поступает много, приходится откачивать за борт.

Попробовали погрузиться поглубже в расчете, что захлопки прижмет давлением покрепче и вода перестанет поступать. Но это не помогло. Более того, течь на глубине усилилась.

— Что будем делать, командир БЧ?

Горчаков доложил, что осмотреть место протечки и, если потребуется, произвести ремонт можно только снаружи, в надводном положении.

Пришлось всплывать. Как только рубка показалась на; поверхности, я открыл люк и выбрался на мостик. Вслед за мной из люка выскочили сигнальщики, а также два моториста — Андрей Орлов и Николай Федин. У каждого из них на шкертиках, подвязанных к поясу, висели инструменты (чтобы не уронить за борт).

— Вас предупредили, что в случае появления противника лодка погрузится?..

— Так точно! — спокойно ответили мотористы и, соскочив на палубу, побежали в корму; открыв лючки, они нырнули в надстройку.

— Вы послали добровольцев? — спросил я Горчакова, поднявшегося на мостик.

— И да и нет. Я задал вопрос, есть ли желающие. И тут выяснилось, что хотят идти все. Тогда я выбрал кандидата партии Орлова, длинного, худого, и комсомольца Федина, маленького, верткого. Оба они отличные специалисты. Разрешите лично осмотреть место неисправности?

— Взгляните и немедленно возвращайтесь обратно.

— Есть.

А. Н. Горчаков прибыл на лодку еще в 1940 году, почти одновременно со мной. Он обладает обширными знаниями: окончил с отличием Высшее военно-морское инженерное училище имени Ф. Э. Дзержинского, служил на подводных лодках, затем учился в Военно-морской академии имени К. Е. Ворошилова. Перед тем как прийти к нам, Горчаков плавал на «малютках», а теперь успешно осваивает управление механизмами большой лодки. Корабль знает, службу — тоже, подчиненными руководить умеет. Александр Николаевич — один из старейших на лодке членов партии, активно участвует в работе партийной организации. И то, что он вызвался осмотреть неисправность, мне нравится.

Погода нам благоприятствовала: ни сильного ветра, ни большой волны. Лодка двигалась малым ходом.

На мостик возвратился Горчаков.