Виктор Тамман - В черной пасти фиорда

Приказываю вахтенному офицеру Новожилову:

— Записать в вахтенный журнал о фашистском конвое, идущем к месту минной постановки, и передать о нем по отсекам.

Конвой противника шел к заминированному участку. Это означало, что шхерный фарватер нами определен правильно.

Даю посмотреть в перископ Новожилову. Он внимательно наблюдает, затем с волнением докладывает:

— Идущие впереди катера скрываются в проливе…

— И не подорвались?

— А так и должно быть, — гудит басом капитан-лейтенант, — мы ведь ставили углубление в минах с расчетом на осадку глубокосидящих кораблей.

Снова прижимаюсь к окуляру и, затаив дыхание, слежу за развитием событий. Транспорт подходит к минному заграждению все ближе и ближе. Наконец его корпус начинает скрываться за островом. И тут происходит взрыв. Столб вспененной воды взлетает ввысь. По инерции судно еще продвигается вперед, окутывается паром и дымом. Теперь его плохо видно. Эскортные корабли резко отворачивают влево, заслоняя картину трагедии. И все же я успеваю разглядеть, как наклонились мачты подорванного транспорта. В перископ смотрят Герасимов, Редькин, Иванов и Новожилов (дали поглядеть и рулевому Матвеенко). Однако никто не может твердо сказать, что подорвавшийся транспорт затонул.

Дым еще долго не расходится над местом катастрофы, постепенно сливаясь с наступающими сумерками того памятного апрельского вечера.

Мы уже 14 часов находимся под водой. Дышать становится нестерпимо тяжело. Но в отсеках идут оживленные разговоры.

Как мне хочется обрадовать экипаж сообщением о гибели транспорта! Как было бы приятно цифру «7» на рубке лодки увеличить еще на одну единицу. Но я не могу так поступить: судно считается потопленным только в том случае, когда его погружение под воду командир проследил до конца. А я, как говорится, пузырей не видел.

На флагманском командном пункте после моего доклада о боевом походе командующий А. Г. Головко похвалил экипаж за тактический прием в постановке мин и успешное выполнение задания, после чего спросил:

— Вы проследили до конца гибель транспорта?

Я был почти уверен в гибели судна, более того, не сомневался в этом, но также твердо помнил, что должен быть всегда правдивым, и потому, не колеблясь, ответил:

— Нет.

Командующий устало откинулся на спинку кресла, немного подумал и вынес решение:

— Отнесем транспорт к разряду поврежденных. После войны стало известно, что в этом районе погибло несколько кораблей и транспортов противника. Их названий, к сожалению, установить не удалось.

На бригаде шутили: «Л-20» ходит точно по расписанию, как пассажирский пароход. И действительно, в боевые походы мы отправлялись регулярно, как правило, в конце каждого месяца. Начали в октябре 1942 года и график за полгода ни разу не нарушили. Экипаж готов был и дальше вести боевые действия в таком же темпе, но корабль требовал текущего ремонта. Пришло время и для некоторых усовершенствований, для установки на лодке новой техники.

Через несколько дней после возвращения из похода лодка ушла в район Мурманска и стала в док. Команду разместили в береговых помещениях. Война чувствовалась и здесь, хотя бы по частым налетам фашистской авиации. Бомбили много, однако ни в подводную лодку, ни в казармы ни одна бомба не попала, не было даже раненых.

В периоды ремонта корабля часто производятся перемещения личного состава. Не избежали этого и мы. Оправдалось наше предположение относительно Герасимова. Пробыв недолго заместителем командира дивизиона по политчасти, Лев Николаевич поступил на командные курсы. Капитан-лейтенанта Г. С. Редькина, как я и думал, перевели на береговую базу — он стал флагманским специалистом. Старшим помощником был назначен капитан-лейтенант Е. В. Новожилов, а его место занял старший лейтенант М. М. Шапаренко, служивший до этого на «Л-22».

Получил повышение И. Г. Афанасьев: его перевели на должность дивизионного штурмана. Но Ивану Григорьевичу не повезло — он погиб в первом же походе на одной из лодок, обеспечивая молодого штурмана. Командиром БЧ-1–4 теперь у нас старший лейтенант Д. В. Башкинов, также переведенный с «Л-22». Это отличный специалист, в работе по-штурмански аккуратен, импонирует мне уравновешенным характером, скромностью.

Были изменения и среди старшин. Боцмана мичмана Павла Каравашкина перевели на береговую базу. Его место на лодке занял старшина 1-й статьи Иван Андрющенко. Командиром отделения торпедистов стал старшина 2-й статья Александр Доможирский (вместо переведенного на другую лодку старшины 2-й статьи Василия Кабанова).

На лодке появились молодые матросы: торпедисты Александр Хоботов и Александр Фомин, акустик Николай Никаншин, трюмный Константин Матвейчук, ученик рулевого Саша Егоров.

Матросы и старшины помогали рабочим, производившим ремонт. Вновь прибывшие, кроме того, изучали устройство подводной лодки, организацию службы, обязанности по тревогам и расписания. Курс обучения завершался обстоятельной проверкой. А порядок, заведенный еще с постройки лодки, был неизменен: я экзаменовал офицеров, офицеры — старшин, старшины — матросов.

Ремонтные работы закончились в срок — за четыре месяца, и лодка прошла необходимые испытания. Новинкой для нас явился гидролокатор, для которого во втором отсеке рабочие завода соорудили шахту. В ней размещалась вся сложная аппаратура, а управление ею осуществлялось из акустической рубки. Приемная часть локатора в виде обтекателя выступала из днища корпуса. Локатор работал хорошо. Ничего не скажешь, умный прибор. Недаром мы в дальнейшем ни разу не подрывались на вражеских минах, хотя обнаруживали их довольно часто.

Тем летом произошло важное событие: 25 июля Президиум Верховного Совета СССР наградил бригаду подводных лодок Северного флота орденом Красного Знамени. Орденами Красного Знамени были награждены также отдельные лодки, а некоторые преобразованы в гвардейские. Всем Нам было очень радостно, что ратный труд подводников-североморцев высоко оценен партией и правительством.

Вечером 29 августа 1943 года подводная лодка отошла от пирса Полярного, а в полночь за кормой в сгустившихся сумерках скрылись родные берега.

Следующий день выдался ясным, безоблачным и тихим, В небе время от времени появлялись фашистские самолеты-разведчики, и мы для скрытности двигались в подводном положении.

В штурманском посту над картой склонились Башкинов, Иванов и я, внимательно рассматривая район, прилегающий к мысу Нордкин. На этот раз нам предстояло выставить мины не в глубине фиорда, а у побережья. Но как расположить минные банки, чтобы они представляли опасность для противника и в то же время не стесняли маневрирование наших лодок?