Дональд Маклахлан - Тайны английской разведки (1939–1945)

Сюда из всех районов мира поступал непрерывный поток перехваченных радиограмм и шифровок противника; здесь они подвергались тщательному анализу техниками, дешифровальщиками и другими специалистами по всем трем флотам противника. Здесь же находилось отделение службы специальной разведки, взаимодействовавшее с сотрудниками разведывательной службы союзников. Задача этого отделения заключалась в сборе и анализе необходимой флоту информации, поступавшей от разведывательной сети в оккупированной Европе и на Среднем Востоке, при этом разведывательная сеть на территории Норвегии играла особо важную роль.

Однако все основные операции и действия замышлялись и планировались в комнате 39; в ней решались вопросы развития и расширения морской разведки, разрабатывались сметы расходов, вырабатывалась линия доведения и образ действий и многое, многое другое.

Образно выражаясь, комната 39 была мостиком разведывательного корабля — разведывательного управления ВМС. То, что происходило в комнате 39, можно было бы, конечно, романтизировать. Сюда поступили самые первые (еще в 1939 году) данные об экспериментах в Пенемюнде над ракетами и управляемыми снарядами; эти данные прислал военно-морской атташе в Стокгольме. Здесь обсуждалась организация контрабандной доставки драгоценных шарикоподшипников из Швеции. Здесь были подготовлены все необходимые аргументы для начальника главного морского штаба, которыми он пользовался в споре с премьер-министром при обсуждении стратегии бомбардировки Германии и вопросов наиболее целесообразного использования авиации. Здесь были заложены основы омолаживания американской разведывательной системы. Здесь намечались и осуществлялись многие другие важные шаги, меры и мероприятия. Однако никто из работавших в комнате 39 не стал бы утверждать, что подобная деятельность была характерной для обычной повседневной работы 17-го отдела.

Никто из сотрудников не стал бы также утверждать, что все шло гладко, делалось без ошибок, что на результаты их работы не поступало никаких жалоб или претензий со стороны других управлений адмиралтейства или Уайтхолла. У разведывательного управления ВМС были и критики и противники; на него иногда пытались оказывать чрезвычайно неприятное давление. В подтверждение этого положения я снова процитирую Дрэйка:

«Я считаю, что торопливость, с которой мы были вынуждены просматривать непрерывный поток документов, поступавших в комнату 39, приводила к тому, что очень часто те из них, которые не представлялись нам имеющими значения в данный момент, отправлялись в различные адреса без ознакомления с ними широкого круга сотрудников нашего управления.: Мы не могли поступать иначе, но все равно следует признать, что такая практика была порочной. Почти все документы имели пометки «весьма срочно», «совершенно секретно», «передавать только через офицера» и другие подобные грифы, причем иногда совершенно неоправданно. Поэтому те документы, которые, как казалось на первый взгляд, не добавляли ничего нового к имевшейся у нас информации, мы стремились без задержки направить дальше. Потом, позднее, к нам приходили какие-нибудь новые данные, подтверждавшие ранее отправленные; тогда-то мы и обнаруживали свою ошибку, но исправить ее было нелегко, потому что копий документов делать не разрешалось.

Все дело было в том, что война, начиная с середины 1941 года и до конца, приобрела уж очень большие масштабы. Поток всякого рода документов во всех направлениях стал чрезвычайно большим и стремительным; чтобы разобраться в документах и безошибочно определить заинтересованных потребителей содержащейся в них информации, надо было иметь современные счетно-решающие устройства.

Мы, конечно, старались все делать наилучшим образом, однако я сознаю, что мы все же допускали ошибки, и нам часто приходилось выслушивать обоснованные упреки и претензии от начальников различных отделов нашего управления, а также от оперативного и планового управлений. Некоторые радиограммы и телеграммы, которые нам приходилось читать, были настолько искажены, что иногда у нас просто не хватало физических сил должным образом разобраться в них.

Именно в результате такого положения и таких случаев некоторые из нас настойчиво просили командование об отправке на флот — хотели активно участвовать в боевых действиях, особенно те сотрудники, которые имели за плечами многолетнюю службу на кораблях. Начальник управления терпеливо разъяснял нам, что он и сам хотел бы уйти на флот, но вынужден считаться с существующим положением, согласно которому все работавшие в разведке могли назначаться на действующие корабли только по прошествии шестимесячного «карантинного» срока после прекращения работы в секретных органах во избежание огромного риска в том случае, если такой работник оказался бы военнопленным.

Так или иначе, но начальник управления не любил производить изменения в штате своих сотрудников и иногда откровенно сердился, если ему слишком надоедали подобными просьбами. «Вы что же думаете, что, работая со мной, вы не делаете ничего полезного?» — гневно спрашивал он. Просители расстраивались, но были вынуждены мириться с положением и оставались на своих местах».

Какой же человек был выбран адмиралтейством для напряженной работы на должности начальника разведывательного управления ВМС, несшего на себе бремя ответственности перед разбросанным по всему миру флотом? Кто бы ни делал этот выбор в 1938 году (вероятно, это был адмирал сэр Роджер Бэкхауз, являвшийся в то время первым морским лордом и решавший такие вопросы лично), он должен был считаться с тем, что вскоре неизбежно начнется война. В таком случае тот, на кого падал выбор, должен был иметь сравнительно высокое звание, многогранный служебный опыт, превосходящий обычный опыт строевого офицера морской специальности, а также недюжинные, проверенные жизнью способности обращаться со словами. Было бы неправильным выбрать старшего морского офицера, который намеревался вскоре закончить службу и который рассматривал бы это назначение как назначение на последнюю должность, а соответствующее этой должности звание — как последнее звание в своей служебной карьере. Слишком часто такие выборы в прошлом не оправдывали себя. Работу следовало поручить человеку с будущим, и было бы совсем неплохо, если он в прошлой войне с Германией соприкасался с разведкой или даже непосредственно занимался этим видом деятельности.

Капитан 1 ранга Джон Годфри, которому только что исполнилось пятьдесят лет и который должен был вскоре передать командование линейным крейсером «Рипалс» новому командиру, отвечал всем этим требованиям. К тому же назначение Годфри на должность начальника морской разведки поддерживал его непосредственный начальник — командующий Средиземноморским флотом вице-адмирал сэр Дадли Паунд. Детали истории назначения Годфри на должность начальника морской разведки интересны потому, что они характеризуют взгляды командования того времени на разведку, а также настроение в адмиралтействе и на флоте за год до начала войны.