Дональд Маклахлан - Тайны английской разведки (1939–1945)

«Я хорошо помню, что в начале 1941 года Филлипс рассказывал мне, какие хорошие взаимоотношения у него были с премьер-министром, и как он проводил у него на даче субботние вечера. Теперь все изменилось, он потерял доверие премьера и не встречался с ним более двух месяцев.

Филлипс никогда не боялся выступить с критикой, возражал, например, против посылки экспедиционных войск в Грецию, не веря в успех этой операции, и всегда настаивал, что важнейшее значение имеет усиление позиций на Мальте и контроль над Средиземноморьем.

Он рассказывал мне, что премьер-министр очень рассердился и назвал его пораженцем. В ответ Филлипс сказал премьеру, что его прямой долг — высказать искреннее мнение по любому обсуждаемому вопросу».

Политический деятель, военачальник и гражданский служащий, конечно, имеют право в ответ на мое предупреждение относительно склонности высокого начальства к предубежденности и нежеланию верить фактам сказать, что сами офицеры разведки не свободны от подобной слабости. Когда офицер разведки составит оценку намерений противника или численности его сил, гордость может помешать ему признаться самому себе и командиру в том, что новые факты ставят под сомнение или даже опровергают составленную ранее оценку. Подобным же образом офицеры отдела могут быть настолько заинтересованы каким-нибудь районом или действиями какого-либо корабля, что с предубеждением станут относиться к каждому выводу или замечанию работающих вместе с ними офицеров-оперативников. Например, за линкором «Тирпиц» так внимательно следили изо дня в день, так много о нем составлялось донесений, так много велось споров, что одно присутствие этого корабля бросало штаб ВМС в трепет даже долгое время спустя после того, как линкор утратил возможность угрожать нашим коммуникациям в одиночку или вместе с другими кораблями.

В апреле 1940 года разведывательное управление ВМС было так занято наблюдением за попытками немецких рейдеров прорваться в Атлантику, что не обратило внимания на перемещения сил противника, которые предшествовали вторжению немцев в Норвегию.

У разведки бомбардировочного командования было совершенно неправильное представление о точности наносимых бомбовых ударов, пока не были изучены снимки, сделанные в ходе ночных вылетов самолетами разведывательной авиации. Большинство офицеров разведывательного отдела штаба Эйзенхауэра осенью 1944 года были настолько уверены, что по чисто военным соображениям Гитлер не предпримет контрнаступления на Западе, что не заметили политических расчетов Гитлера, согласно которым такое контрнаступление могло бы спровоцировать американцев на сепаратные мирные переговоры.

Пятый вывод состоит в том, что разведывательная информация должна постоянно перепроверяться и уточняться. Об этом автору не раз говорили специалисты по вопросам военного планирования и оперативным вопросам. Командиры и штабы, хорошо информированные о слабых сторонах противника, обычно строят свои планы на основе именно этой информации. Это влечет за собой однобокость в оперативном мышлении командира. Командир должен следовать согласованной стратегии и добиваться политических целей, выдвинутых правительством. Однако командиры часто подменяют стратегические цели чисто тактическими, которых легко достигнуть, использовав известные слабые стороны противника.

Начальник разведки штаба фельдмаршала Монтгомери бригадный генерал Уильямс во время Нормандской операции и даже во время действий в Северной Африке подчеркивал, что фельдмаршал не считал нужным для принятия решения знать больше, чем общее состояние и группировка сил противника. Только приняв решение, он соглашался выслушать подробную информацию своего начальника разведки (именно так учили слушателей в штабном колледже).

В штабе 21-й группы армий вдумчивое отношение к мнению разведки объяснялось частично правильной оценкой достигнутых успехов и частично тем фактом, что начальник штаба группы армий сам раньше служил в разведке. (Между прочим, следует отметить, что подобная карьера была бы невозможна на флоте. Я не знаю ни одного офицера-моряка, служившего длительное время в разведке, который занял бы позднее высокий командный пост на действующем флоте.)

Примерно такую же мысль проводит Маунтбэттен. Он отмечал, что в его штабе в Бирме был порядок, запрещавший офицерам оперативного отдела информировать офицеров разведки о намеченной операции до завершения разработки первого варианта ее плана.

Только потом имеющаяся разведывательная информация сопоставлялась с наметками плана, вносились необходимые поправки. Маунтбэттен считал, что если разработку оперативных планов начинать, опираясь на разведывательные данные, то наверняка отправным положением явится информация о группировке и составе сил противника. Разумеется, и разведчики могут тенденциозно направлять оперативную мысль и добиваться решения, которое, по их мнению, является наилучшим. Конечно, теоретически офицеры разведки не должны оказывать давление на оперативное планирование, но на практике их предложения часто приносили успех, как это было в рейде на Сен-Назер, в минно-заградительных операциях и в операциях против подводных лодок противника.

Однако ничто из вышесказанного не отвергает важного принципа, согласно которому разведчикам должна быть предоставлена возможность интересоваться не только разрабатываемыми оперативными планами. Видный государственный деятель рассказывает об ответе, который был дан в первые дни войны на запрос относительно потребления топлива военно-морскими силами Германии. Цифра, представленная адмиралтейством, казалась настолько высокой, что статистики, которые запрашивали эти данные, невольно сравнили ее с данными о потреблении топлива значительно большими английскими военно-морскими силами и увидели, что последние меньше первой. Соответствующее управление штаба ВМС признало тогда, что оно вычислило расход топлива немцами, не зная, сколько топлива расходуется английским флотом. Точно такой же пример отсутствия надлежащего взаимодействия между оперативными и разведывательными органами был отмечен Джастисом Синглтоном в январе 1941 года, когда Черчилль, считая, что данные о численности немецких ВВС завышены, попросил его определить вероятную численность фронтовой авиации противника в ближайшие шесть месяцев. Синглтон узнал, что, оценивая немецкие ВВС в начале войны, немецкий отдел разведывательного управления министерства авиации ничего не знал о численности английской авиации и поэтому недооценил вероятные потери в самолетах. Разведчикам было трудно предположить, что численность немецкой авиации в два с половиной раза превышала численность нашей авиации, тогда как по производству самолетов немцы превосходили нас только в полтора раза.