Дональд Маклахлан - Тайны английской разведки (1939–1945)

Уинн был в высшей степени индивидуалистом, и хотя наша работа носила групповой характер, он стремился лично познакомиться с мельчайшими фактами и свидетельствами и никогда не полагался на выработанные своими сотрудниками предложения и решения каких-либо частей общей загадки. Я думаю, что это было вполне естественно для него и что по-другому он просто не смог бы работать. Но, откровенно говоря, такой подход был в то же время необходим. Начальник на таком участке не мог позволить себе пренебречь какой бы то ни было информацией; он должен был лично тщательно просматривать, оценивать и решать все части общей проблемы, а не только ее центральную задачу.

Уинну все время приходилось испытывать огромное напряжение. И дело не только в том, что у него был продолжительный рабочий день — он редко работал меньше, чем по одиннадцати часов в сутки, а часто, при напряженной обстановке, намного больше, — но и в том, что он постоянно чувствовал возложенную на него огромную ответственность. Минуты, не использованные для своевременной оценки данных, для рекомендации конвою курса уклонения из опасного района или для составления проекта радиограммы с указаниями, часто могли стоить потери нескольких судов и, что еще важнее, многих жизней. Уинн всегда держался спокойно и не терял контроля ни над собой, ни над обстановкой, но он достигал этого лишь благодаря огромному нервному и физическому напряжению.

Недюжинные умственные способности и твердая уверенность в себе Уинна дополнялись высоким чувством моральной ответственности. Решения, которые он рекомендовал, могли иметь, и часто действительно имели, далеко идущие последствия. Люди всегда склонны давать своим начальникам такой совет, какой последним хотелось бы получить, но Уинна обвинить в подобной слабости было бы несправедливо. Взгляды Уинна на такие вопросы, как: увенчалась ли успехом попытка атаковать немецкую подводную лодку; в каком районе Дениц сосредоточит свои силы в ближайшее время; каковы темпы строительства немцами новых подводных лодок; каковы возможности немцев продолжать подводную войну из норвежских баз в случае, если территория собственно Германии будет покорена, и на многие другие часто делала его непопулярным — по крайней мере, на время — среди тех, кто должен был действовать в соответствии с этими взглядами. Решения и предсказания Уинна обычно оправдывались или опровергались в течение нескольких дней, а иногда и в течение нескольких часов, и для признания этого тоже требовалось немало мужества, ибо на карту ставилось очень многое.

В моей памяти осталось два эпизода, ярко иллюстрирующих готовность Уинна принять ответственное решение и стойко придерживаться его. Запомнилась его непоколебимая решимость пытаться во что бы то ни стало вести прокладку движения подводных лодок от их последнего известного места, несмотря на недостаточность или даже полное отсутствие новых данных. Нельзя забыть и другого — его предчувствия, что немцы запланировали предпринять в 1943 году наступление подводных лодок в районе мыса Доброй Надежды. Оснований для такого предположения было очень мало, тем не менее, день за днем мы тщательно прокладывали путь вышедших из Бискайского залива лодок, «довели» их до экватора и далее в Южную Атлантику. Никто не утверждал, что мы ошибались в наших предположениях, но большинство очень удивилось, когда оказалось, что в конечном итоге мы были правы.

Работать с таким человеком было нелегко. Он держал сотрудников, что называется, в ежовых рукавицах и не стеснялся в выражениях, когда считал, что кто-нибудь из нас сделал что-то далеко не лучшим образом. Тем не менее, все мы видели и понимали, что к себе он предъявляет еще более жесткие требования, чем к нам, и что он всегда оказывал нам полную поддержку и ревностно защищал нас, если мы принимали то или иное решение в его отсутствие. В результате он добился такого порядка, при котором вышестоящее начальство стало полагаться на советы и решения сотрудников, дежуривших ночью, почти так же, как оно полагалось на прогнозы и решения самого Уинна днем. Вследствие этого, хотя в центре внимания всегда был сам Уинн — и надо сказать, вполне заслуженно, — все мы чувствовали себя частью общего организма и испытывали чувство гордости за полезную деятельность комнаты 8 и за высокую репутацию, которую она завоевала в адмиралтействе. Можно даже сказать, что многие из нас смотрели на себя не иначе как на играющих главную роль в достижении победы».

Уинн всегда настаивал на том, чтобы его сотрудники выражали единое и единственное мнение. Между собой они могли спорить сколько угодно, могли критиковать друг друга и выражать свое несогласие. Но если в комнате появлялся посторонний, то во избежание недоразумений и путаницы ему должны были излагать только официально принятый взгляд, согласованное мнение и решение.

К 1943 году адмирал Иделстен, занимавший тогда должность помощника начальника штаба ВМС по ПЛО и торговому судоходству, установил порядок, согласно которому без его разрешения ни одно судно или конвой не могли быть отправлены в плавание по такому маршруту, который противоречил бы рекомендациям Уинна.

Иногда по соображениям оперативного порядка и в свете требований министра военного транспорта или других высокопоставленных руководителей пост слежения за подводными лодками вынуждали менять принятое им ранее решение. Уинн припоминает, как в декабре 1942 года ему заявили, что лайнер «Керамик», перевозивший в Такоради срочно потребовавшихся там специалистов по аэродромам, необходимо отделить от конвоя, с которым он шел и как можно быстрее направить в порт назначения на побережье Африки. «Керамик» шел в составе конвоя, направлявшегося на юг по рекомендованному Уинном маршруту: Галифакс — Нью-Йорк — Хаттерас — Карибское море — Ресифе. Затем следовал короткий переход через Южную Атлантику. В течение четырех дней Уинн отказывался отделить «Керамик», потому что считал, что за конвоем ведут наблюдение и доносят о нем немецкие подводные лодки, но в конце концов вынужден был уступить давлению министерства торгового судоходства и согласился отделить от конвоя лайнер и два эскадренных миноносца. Через два-три часа после выхода из конвоя «Керамик» обогнал сопровождавшие его эсминцы; позднее он был потоплен подводной лодкой, которая подобрала лишь одного спасшегося с него человека. Уинн взял на себя всю ответственность за решение, которое, как он считал, было принято им под значительным давлением и вопреки его суждениям.

В комнате 8, как и во всех других комнатах оперативно-информационного центра, люди находились в постоянном напряжении. Отчасти это объяснялось характером работы, отчасти продолжительностью рабочего дня в подземелье при электрическом освещении, отчасти влиянием лондонской жизни с частыми воздушными налетами авиации противника, нехваткой продуктов питания и другими трудностями. Вот как об этом рассказал автору еще один младший сотрудник Уинна: